Все были удивлены тем, как легко и решительно она сама поставила точку в своей карьере певицы. И «Онегина» ей отдали под впечатлением от этого ее решения — пусть утешится новой игрушкой, какое-никакое развлечение, она заслужила. Вера это понимала. На это и рассчитывала: в Славике не посмеют отказать звезде, которая так безропотно уходит на пенсию. У нее и формально все в порядке — когда-то давно она исхитрилась окончить режиссерские курсы. Ерунда, понятно, профанация, но диплом в наличии. А опыта и понимания у нее побольше, чем у тех, кто берется за постановку оперы, не зная ее изнутри. И хотя работа режиссера — это совсем не то же самое, что выходить к публике самой, но Вера взялась за дело с воодушевлением. А теперь… теперь недовольна и собой, и Димой. И с Чайковским что-то не то.
Жарко, да. Все списывали свою подавленность на жару, на этот белый зной, от которого темнеет в глазах. Но дело не в погоде. Все началось еще раньше, просто они не сразу это поняли. Больше всего это было похоже на начало душевной болезни, но она ведь не могла поразить сразу всех людей? Пусть даже не всех, но очень многих. И она распространяется, расползается с каждым днем. То один, то другой невзначай пожалуются в разговоре, что как-то все не так… Еда потеряла прежний вкус, любая музыка наскучила, в голове ни единой свежей мысли, и воздухом не получается надышаться даже после грозы. Все говорят: чертова погода, возраст, здоровье, и вообще — чего вы хотите от жизни в мегаполисе? Но дело не в этом.
Дима, когда уходил, остановился в дверях и вдруг спросил: «Слушай, а я опять забыл, кто у нас Онегина-то поет?» И глянул на нее испуганно. Он сам понимал, что происходит что-то странное. «Не решили еще», — ответила Вера устало.
Сёма исчезал и раньше. Обычно ненадолго, но иногда пропадал без вести по полгода. Вера привыкла к этому, не тревожилась и ни о чем его не спрашивала. Захочет — сам расскажет. А если все-таки спрашивала, Сёма отвечал и объяснял — уж как умел, так и объяснял.
Но на этот раз все было не так. Он пропал без предупреждения, и вместе с ним исчезло что-то еще. Им надо было спохватиться раньше, но Сёма почти убедил их, что ничего по-настоящему плохого с ним случиться не может, и они забеспокоились не сразу.
Первым неладное почуял Ваня. Он рассказывал в буфете какую-то байку из своего бурного сценического прошлого и вдруг был перебит вопросом: «Погоди, а Сёма, про которого ты говоришь, это кто?» Ваня поперхнулся чаем и замолчал. Спрашивала Алиса, которая только за последний сезон пела с Сёмой в двух спектаклях, и они все вместе много раз пили кофе за этим самым столиком. Ваня перевел взгляд на Романа, но тот тоже смотрел вопросительно, ожидая ответа. Так оно все и обнаружилось.