Были поданы сомнительного вида вареные овощи и еще более сомнительного — жареная свинина с пряностями и луком. Ром. Сахар. Лимоны. Воробей, стащив камзол, швырнул его на ларь в углу.
— Будьте как дома, командор!
Пират хлопнул дверью — тем самым выразив, вероятно, свое мнение о поведении своего капитана; Норрингтон затравленно обернулся ему вслед. С потолка каюты сыпался сор.
Они остались вдвоем.
…Солнце стояло в зените, и казалось, что корабли плывут в расплавленном серебре. Солнце путалось в снастях, хлопали на ветру паруса; по буксирному канату пробиралась мартышка. У обломка грот-мачты «Лебедя» капеллан, прикладывая к подбитому бананом глазу мокрый платок, говорил боцману:
— Я бы… на месте все же командора… я бы, знаете ли, поостерегся так доверять пиратам. Исчадия дьявола…
Накануне, протирая подбитый глаз, капеллан допустил роковую ошибку, во всеуслышание предложив команде по возвращении в порт выбирать между пребыванием на «Лебеде» служителя Божия — и омерзительного, представляющего собой сотворенную дьяволом кощунственную пародию на человека и, вдобавок, несомненно, блохастого животного. Гогочущая команда отдала предпочтение блохастому животному немедленно и дружно — капеллана, неоднократно пытавшегося заставить матросов поститься по пятницам и убеждавшего капитана ввести на судне «сухой закон», недолюбливали. И вот теперь, бегая глазами и поминутно шмыгая носом в платок, он пытался восстановить пошатнувшийся авторитет, — но рыжий боцман, будучи напрочь обделен душевным тактом, только бесшабашно отмахнулся веснушчатой ручищей.
— Э-э, святой отец, не видали вы дьяволов… — и скорчил страшное лицо.
Капеллан от неожиданности так и перекрестился — рукой с зажатым платком.
…На корме «Жемчужины» сосредоточенная Анамария за рукав вытащила первого помощника Гиббса из толпы гогочущих пиратов:
— Я ничего не понимаю. Это же Норрингтон!
Подвыпивший первый помощник выронил из зубов фарфоровую трубку; с пьяной неуверенностью опустился на колени, пополз по палубе, шаря руками. Анамария наступила на трубку босой ногой — глядела непримиримо.
— Убери ногу, женщина.
Негритянка ловко ухватила трубку пальцами ноги — и подбросила, поймав свободной рукой.
— Отвечай!
Первый помощник шумно вздохнул. Анамария возвышалась над ним, как карающая посланница белой горячки. Глядя снизу вверх, Гиббс наконец мрачно буркнул:
— Это же Джек.
…Мартышка появилась в окне — оглядевшись в знакомой каюте, незамеченной шмыгнула в угол, на сундук.
Двоим было не до нее.
…Командор жевал ожесточенно, не поднимая глаз от тарелки, — почти не чувствуя вкуса. Воробей оказался рядом — и все время поворачивался, что-то говоря, дыша перегаром чуть ли не в лицо… говорил одно, а темные глаза играли, и каждая фраза казалась двусмысленностью. И эта его манера в разговоре придвигаться слишком близко — гораздо ближе, чем Норрингтону хотелось бы…