— …Да! — крикнул Норрингтон.
Дверь скрипнула, приоткрываясь; в щель просунулась голова мистера Уорника, секретаря губернатора, на время его болезни перешедшего, если можно так выразиться, в пользование командора (бедняга Джиллетт валялся в наспех развернутом полевом госпитале с переломом пяти ребер и вывихом бедра). Престарелый мистер Уорник, против обыкновения, был взъерошен, роговые очки на его носу сидели криво, а камзол был припорошен пудрой, осыпавшейся с парика.
— Сэр… — даже в голосе секретаря звучала растерянность, — вот… к вам.
И трое в мундирах втолкнули в кабинет четвертого.
Норрингтон поднялся. Грохот отодвинутого стула, лица солдат, растерянная физиономия секретаря, — все это в его сознании отступило куда-то; он видел одно-единственное лицо. Брови пирата приподнялись, изумленно округлились глаза. Качались дурацкие висюльки в волосах — и золотая пуговица; солдаты крепко держали его за руки повыше локтей. Воробей был все тот же — жилетка, грязный полосатый шарф на поясе, потная грудь под расстегнутой до пупа рубахой… один рукав закатан, второй болтается, наполовину оторванный; кандалы… Пират широко улыбнулся — в полумраке золотые зубы не блестели, улыбка показалась щербатой.
— Как… — Он улыбался. Только сел голос, и конец фразы, выдохнутый со смешком, прозвучал сорванно и сипло: — …я рад… вас видеть в добром здравии, командор!
— Он спрашивал, живы ли вы, сэр! И еще говорит, что он не сумасшедший!
Воробей, вздернув брови, глядел в затылок офицерику округлившимися глазами. В зависшей тишине Норрингтон тяжело вздохнул.
— Спасибо, сержант.
Только тут офицерик понял, что сморозил, — изменился в лице:
— Сэр, я не то имел в виду… сэр… простите, сэр…
Норрингтон уже не слышал его.
За спиной скрипнула на сквозняке ставня… и, когда полоса света прошла по лицам, командор вдруг понял, что Воробей не улыбается. Не улыбка — жалкая попытка улыбку изобразить. Вздрагивали от напряжения растрескавшиеся губы. В этих глазах остались пустые раскаленные улицы, прибитые на покосившихся воротах списки погибших. И эта фраза… чего ему, должно быть, стоила эта фраза. И так вот объявиться… здесь…
Он разглядел в этих волосах золоченую пуговицу — пропавшую пуговицу от своего мундира; сглотнул. Ему показалось, что он понял все, — и он ужаснулся.
— …А вот это, — молоденький офицер полез в карман, выгреб горсть чего-то, — это мы нашли у него, сэр.
Драгоценности посыпались на стол, на бумаги, — стук привел Норрингтона в себя. Золотые часы с бриллиантовым вензелем, на толстой золотой цепочке; нитка жемчужных бус; золотой наперсток; кольца…