Ноги в начищенных сапогах заскребли по мостовой. Пальцы хватались за чугунную ограду. Норрингтон пытался подняться.
— Свобода — это… о да!.. — задумчиво пробормотал пират. — Но пусть… ведь он же не помешает…
Караульные переглянулись. Никто из присутствующих, разумеется, не мог и вообразить, что за смысл таится в странной фразе, — в противном случае в Порт-Ройале могло стать четырьмя заиками больше.
Пират сидел на полу, привалившись к стене, — нахмурясь и вытянув губы, вертел перед носом скованными руками. Ссадины кровоточили. Стрельнув по сторонам глазами, пират мгновенно, как ящерица муху, слизнул красную каплю. Покосившийся Муртог закатил глаза.
Караульным вообще приходилось несладко. Пират смердел. Солдаты, по уставу не имевшие права отойти от задержанного, страдая, переминались с ноги на ногу, отворачивались и пытались дышать через рот. Фишер, благоразумно отодвинувшийся вместе с креслом в самый дальний конец комнаты, изнеможенно обмахивался надушенным платком. Лейтенант Гроувз со страдальческой миной смотрел в стену.
Очередной раз безнадежно пошевелив носом, Муртог наконец не выдержал:
— Сэр, разрешите обратиться?
Платок замер в руке полковника.
— Обращайтесь.
— Сэр, разрешите открыть окно?
Пират оживился. Фишер смерил его тяжелым взглядом — Воробей тотчас застыл, заискивающе улыбаясь.
— Открывайте, — милостиво кивнул Муртогу полковник — и все-таки не удержал до конца маски высокомерного безразличия: — О да, разумеется, открывайте!
Солдат распахнул ставни пошире и припер двумя тяжелыми золочеными томами из книжного шкафа, чтобы не захлопнулись. Потянуло сквозняком. Гроувз, покосившись на пирата, придвинулся ближе к окну. Фишер, промакивая лоб платком, потребовал у Маллроу:
— Солдат, принесите мне стакан воды!
Тот поморгал; направился к двери. Гроувз, на свое несчастье, подозрительно покосился на пирата, — и тот, разумеется, не утерпел: ухмыльнувшись во весь рот, игриво блеснул зрачками из-под ресниц:
— Лейтенант, вы так боитесь остаться со мной наедине?
Гроувз поперхнулся. Фишер подскочил на стуле, гаркнув с совсем недостойными командующего эскадрой истерическими нотками в голосе:
— Рядовой! (Маллроу, вздрогнув, обернулся в дверях.) Вернитесь!
Воробей, опустив глаза, беззвучно смеялся.
Проводив глазами лакея, доложившего о приходе командора, губернатор Суонн торопливо сунул под подушку золоченый томик Боккаччо. Воровато огляделся — привстав, рукавом ночной сорочки наспех обтер от пыли флакончики с лекарствами на столике у кровати, переставил повиднее; отряхнув рукав, лег, сложив руки на животе, — и снова подскочил, стал поправлять складки одеяла — расположил поживописнее, улегся было снова, придав лицу приличествующее тяжело больному скорбное выражение; и тут же вновь спохватился — подскочив, как подколотый шилом, с вовсе не свойственной больным подагрой резвостью метнулся через комнату — на самом виду! на каминной полке французский альбомчик с полуобнаженными дамочками в соблазнительных позах. Схватил, заметался, кося глазом на дверь. В коридоре послышались приближающиеся шаги — губернатор на цыпочках проскакал к постели, сунул альбомчик под одеяло, нырнул сам, сложив руки поверх, — последний раз метнув взглядом по углам, едва успел строго и скорбно поджать губы. В дверь постучали.