На том и постановили. Сотня Цвингара хоть и была наемной, но почиталась не только умелой в боях, но и одной из самых надежных, и шла первой в войске. Все потому, что подобрались в нее не обычные бойцы, а те, у кого на южных соседей давно заточен собственный зуб: у одного златокудрые пожгли дом, у другого родных продали в рабство, а у третьего и вовсе убили. Так что сына вещателя там скорее прикончат, чем позволят своевольничать. Впрочем, Вадан рассудил, что сразу-то голову не открутят: его гнева побоятся, а если потом, в пылу боя, кто из них нож в спину сунет — так на то он и бой. Война все простит. Всяко, плакать по приблудному некому.
Начало лета года 613 от потрясения тверди, правый берег Зана, пограничная Умгария, лагерь кнеза Вадана Булатного.
Нарайну было худо. Он не пил уже почти двое суток, а ел то, что без натяжки можно было назвать человеческой пищей, еще дома, при живых родителях. Пока шел к умгарскому лагерю, питался в основном сусликами или тощими лесными белками: сбивал их камнями, а потом жарил на маленьком костерке, который разводил в балках и низинах, выбирая места поукромнее, благо огниво у него было. А последний раз хлебнул воды, когда переплывал Зан. На левом берегу Зана рощицы и перелески совсем пропали, и суслики вдруг стали такими шустрыми, что камни все время летели мимо…
А еще раньше, в Орбине, он вообще не помнил, ел или нет.
Помнил только, что ради праздника собирал с собой лакомства: кувшин молодого вина, свежий хлеб и сыр, куски печеного окорока в трехслойном коробе, чтобы не остыли, в чистом полотенце — несколько зимних груш на сладкое. И яблочно-виноградную пастилу — для Сали.
«Салема, жена», — столько раз повторял он мысленно, и радость жаркой волной плескала в лицо, оставляя под грудиной тянущую пустоту волнения. — «Салема, любимая!» Только вот отец сказал, что Геленн Вейз ни за что не отдаст единственную дочку в род соперника, можно сказать, врага: слишком велико ее приданое, слишком много влияния и возможностей получат от этого брака Орсы.
Но Нарайну-то было плевать на влияние, он хотел только Салему, а приданое пусть хоть в бездну катится! Тем более, раз Сали тоже его любит, даже сама предложила сбежать и пожениться тайно. Отцу Нарайн ничего не сказал, а матушке проговорился. Она все поняла верно: и угощение для молодых приготовила, и даже кошелек серебра вручила, чтобы было чем заплатить служителю храма за брачный ритуал и записи в книгах. Только напоследок сказала:
— Ох, сынок, боюсь, не будет тебе счастья с этой девушкой.
А он отмахнулся. Что такое материны страхи, когда первая красавица Орбина ждет не дождется объятий и поцелуев?! Так и ускакал, впопыхах даже не обнял… если бы знал тогда, если бы…