Тем временем в Аба эль Лиссане не слишком хорошо шли дела по поводу нашего плана разбить маанский гарнизон, поместив арабскую армию поперек рельсов на севере и принудив их к открытому бою, в то время как Алленби атакует их базу и поставки в Аммане. Фейсалу и Джаафару понравился этот план, но их офицеры требовали прямой атаки на Маан. Джойс указывал им на слабость в артиллерии и пулеметах, неопытность людей, большую стратегическую мудрость железнодорожного плана: безрезультатно. Мавлюд горячо желал немедленной атаки, писал докладные Фейсалу об опасности вмешательства англичан в освобождение арабов. В этот момент Джойс заболел пневмонией и уехал в Суэц. Доуни пришел к соглашению с недовольными. Он был нашей козырной картой, со своей проверенной военной репутацией, изысканными дорожными ботинками и с видом отшлифованной учености: но он пришел слишком поздно, так как арабские офицеры теперь считали, что задета их честь.
Мы согласились, что должны отдать им верховенство, хотя мы были в полной силе, у нас в руках были деньги, припасы, а теперь и транспорт. Однако, если люди были неаккуратны, значит, у них будут неаккуратные правители: и в особенности мы должны быть осторожны с этой самоуправляемой демократией, арабской армией, в которой служба была такой же добровольной, как и поступление на службу. В нашем кругу мы были знакомы с турецкой, египетской и британской армиями, и каждый, соответственно, хвалил своих надсмотрщиков. Джойс предпочитал парадное великолепие египтян — людей формы, которые любили механическое движение и превосходили британские войска в закалке и в совершенстве муштры. Я стоял за экономичность турок, этой еле плетущейся, оборванной армии слуг. С британской армией мы все, в некотором роде, были знакомы: и, вместе с различиями службы, мы находили в этих армиях разное отношение к повиновению, согласно степени приказной силы, которая служила санкцией в каждой из этих армий.
В Египте солдаты принадлежали своей службе, не оглядываясь на общественное мнение. Следовательно, у них был мирный стимул к совершенствованию формального управления. В Турции люди теоретически принадлежали офицерам в равной степени телом и душой; но их жребий был смягчен возможностью побега. В Англии доброволец служил в такой же полной мере, как и любой из турок, только рост гражданских приличий отнял у властей возможность прямо причинять ему физическую боль: но на практике, поскольку наше население не так отупело, эффект от армейских работ или строевой подготовки мало чем отличался от восточной системы.