Мы удвоили свои усилия против них. Огонь с четырех крыльев стал яростным, благодаря нашим двадцати пяти пулеметам, у турок тоже было полно снаряжения. Наконец мы выставили против редута все четыре пушки Пизани, и, после нескольких батарейных очередей нам показалось, что его охрана выскальзывает из своих окопов через мост в укрытие под железнодорожной насыпью.
Эта насыпь была двадцати футов высотой. Если бы охрана моста решила защищать его из арки, они были бы на дорогостоящей позиции. Однако мы сочли, что если привлечем их товарищей на станции, то заставим их отойти. Я созвал половину моей охраны, везущей взрывчатку, чтобы двинуться вдоль гребня, где стояли пулеметы, пока мы не подойдем вплотную к редуту.
Был благородный вечер, в мягких желтых тонах, неописуемо мирный, подчеркивающим нашу непрестанную канонаду. Закатный свет играл на горах, мягкие лучи преображали их, и малейшие детали их контуров складывались в сложную картину нежных оттенков. Затем, через секунду, зашло солнце, и на поверхность легли тени, среди которых на мгновение застывали бесчисленные камешки, усыпающие ее, каждая их грань, отражающая свет с запада, вспыхивала пламенем, как черный бриллиант.
В такие дни не хочется умирать, как, видимо, считали и мои люди; в первый раз им изменило мужество, и они отказались покидать укрытие, чтобы подставлять себя под грохочущие вражеские пули. Они устали, и их верблюды так находились, что могли идти только шагом: к тому же они знали, что попади одна пуля в гремучий студень — и они взлетят на небеса.
Растормошить их шуткой не удалось; наконец я отослал их, выбрав только Хемейда, самого молодого и смирного среди них, чтобы пойти со мной на вершину. Он трясся, как в дурном сне, но тихо последовал за мной. Мы доехали до самого дальнего края, чтобы посмотреть на мост вблизи.
Там стоял Нури Саид, посасывая трубку и подбадривая артиллеристов, которые держали огневой вал между темнеющими дорогами вокруг моста, деревни и станции. Нури с радостью развернул передо мной планы атаки и альтернативных нападений на эту станцию, на которую мы не хотели нападать. Мы вели теоретический спор десять минут, стоя на линии горизонта, и все это время Хемейд пригибался в седле от пуль, которые пролетали мимо нас, некоторые слишком высоко, некоторые рикошетировали, жужжа, как медлительные сердитые пчелы, у нас над ухом. Некоторые из них громко ударялись о кремень, поднимая меловую пыль, которая на мгновение повисала прозрачным облачком в отраженном свете.
Нури согласился прикрыть мое продвижение к мосту, насколько сможет. Тогда я повернул Хемейда назад с моим верблюдом — сообщить остальным, что от меня они пострадают хуже, чем от пуль, если не последуют за ним через опасную зону навстречу мне: так как я собирался идти в обход, пока не смогу убедиться, что пост покинут.