Когда они замешкались, вмешались Абдулла, невозмутимый, недальновидный, не ведающий страха авантюрист, и Зааги. Они, взбешенные тем, что меня бросили, накинулись на малодушных, и те перевалили через выступ, получив всего шесть царапин от пуль. Редут действительно был оставлен: и все мы спешились, дав Нури сигнал прекратить огонь. В тишине мы незаметно ползли через арки моста и обнаружили, что там тоже никого нет.
Мы спешно сложили в кучу пироксилин вокруг быков, которые были около пяти футов толщиной и двадцати пяти — высотой; хороший мост, для меня — семьдесят девятый, и стратегически — поворотный, так как мы собирались жить напротив него в Умтайе, пока Алленби не подойдет вперед, снимая с нас бремя. Поэтому я порешил не оставить от него камня на камне.
Нури тем временем торопил к рельсам пехоту, артиллеристов и пулеметчиков, так как ночь сгущалась; он приказал им на милю зайти в пустыню, построиться в колонну и ждать.
Но переход такого множества верблюдов через пути утомительно растянулся. Мы сидели, взвинченные, под мостом, со спичками в руках, чтобы зажечь мост сразу же (несмотря на наши войска), если возникнет тревога. К счастью, все обошлось, и через час Нури дал мне сигнал. Через полминуты (слишком я любил шестидюймовые заряды!), едва я выскочил к турецкому редуту, восемьсот фунтов пироксилина взорвались разом, и черный воздух засвистел летящими камнями. С двадцати ярдов взрыв поверг меня в оцепенение, и его, должно быть, слышали на полпути до Дамаска.
Нури, в сильном беспокойстве, разыскивал меня. Он отдал сигнал «путь свободен», а потом обнаружил, что не хватает одного отряда конной пехоты. К счастью, моя охрана горела желанием сослужить какую-нибудь службу, чтобы оправдаться. Талал эль Харейдин взял их с собой в горы, пока Нури и я стояли у зияющего провала, где был мост, и светили электрическим фонарем, чтобы дать им ориентир для возвращения.
Через полчаса вернулся Махмуд, торжествующе ведя за собой потерянный отряд. Мы выстрелами собрали всех, кто занимался поисками, и затем прошли две-три мили по открытой местности до Умтайе. Дорога стала очень неровной, через морены скользкого долерита, поэтому мы с радостью объявили привал и легли рядом на честно заслуженный отдых.
Однако, похоже, мы с Насиром потеряли привычку ко сну. Наш шум в Нисибе заявил о нас так же широко, как пламя в Мезерибе. Немного досталось покоя на нашу долю, когда посетители текли рекой с трех сторон, чтобы обсудить последние события. Шли слухи, что мы только налетаем и ничего не занимаем; что затем мы сбежим, как британцы из-под Сальта, и оставим наших здешних друзей за все расплачиваться.