Так, час за часом, всю ночь нас прерывали новоприбывшие, которые бродили вокруг наших бивуаков, взывая к нам, как неприкаянные души, и по-крестьянски слюнявили нам руки, уверяя, что мы — их высочайшие господа, а они — наши нижайшие слуги. Возможно, принимать их было отступлением от наших стандартов жизни, но взамен они подвергали нас пытке бессонницей, нелегкой бессонницей. Мы провели в напряжении три дня и три ночи, мыслили, приказывали, исполняли, а теперь, когда близок был отдых, досадно было потратить и четвертую ночь среди привычного сумрака на сомнительную игру в приобретение друзей.
Их моральное разложение влияло на нас все хуже и хуже, пока Насир не отозвал меня в сторону, прошептав, что очаг недовольства где-то рядом. Я отпустил своих охранников из крестьян, чтобы те смешались с толпой и выяснили правду; из их докладов прояснилось, что причина недоверия лежала в первом отсюда поселении Тайибе, потрясенном вчера возвращением бронемашин Джойса, несколькими случайными инцидентами и справедливыми опасениями, что в случае нашего отступления они — самое уязвимое место.
Я позвал Азиза, и мы поехали прямо в Тайибе, через пространства жесткой лавы, где не было ни одного следа, вдоль сваленных стен разбитого камня. В хижине вождя сидел конклав, заражавший своими настроениями наших посетителей. Они как раз обсуждали, кого послать к туркам, чтобы молить их о милости; мы свалились на них без доклада. Одно это их ошеломило, как утверждение полной безопасности. Мы беззаботно поговорили около часа о стадах и о деревенских ценах, выпили кофе; а затем поднялись, чтобы уйти. За спиной у нас снова загалдели, но теперь их непостоянный дух уловил, что с нашей стороны ветер дует сильнее, и они не послали врагу ни слова, хотя на следующий день их обстреляли бомбами и снарядами за упрямое соучастие на нашей стороне.
Мы вернулись перед рассветом и растянулись на земле, чтобы выспаться; вдруг раздался громкий взрыв со стороны железной дороги, и рядом с нашим спящим воинством разорвался снаряд. Турки выслали бронепоезд с полевым орудием. Лично я не слишком бы возражал, чтобы оказаться их целью, я только начал засыпать и хотел бы поспать подольше: но армия уже проспала шесть часов и задвигалась.
Мы поспешили по ужасной дороге. Над нами появился аэроплан и закружил, чтобы помочь артиллеристам. Снаряды стали ложиться точно вдоль нашей линии марша. Мы прибавили шагу и превратились в беспорядочную процессию, движущуюся очень открытым порядком. Направляющий аэроплан вдруг зашатался, вильнул к рельсам и, казалось, пошел на посадку. Пушка произвела еще один удачный выстрел, которым убило двух верблюдов, но затем потеряла точность: и еще через пятьдесят залпов мы выбрались из зоны обстрела. Они начали карать Тайибе.