— А меня и не было. Я зимой в деревне не живу. Морока с дровами, с едой, да и кто же поедет со мной зимой-то, а один я не люблю, ты знаешь.
Лет девять-десять назад Николай решил купить дом в деревне, чтобы было куда податься летом. Василий к тому времени уже подолгу засиживался в деревенских пространствах, под Костромой. И как-то предложил Николаю съездить к ним, может, приглянется. Но поездка не состоялась, какие-то дела задержали Николая в Москве. И после он не собрался, а получив письмо от Василия из деревни с предложением приехать, снова тянул-тянул свои городские дела и дни, а когда поехал, уже не застал Василия. Решил отправиться в сторону Чухломы и далее до Солигалича. Но поездка не пошла впрок, Николай не нашел своего места. Вернулся осунувшийся, сердитый. И, находясь в безделье: работа не шла, настроение было мерзкое, — целыми днями валялся, никуда не выходя, как будто был тяжело болен. Читал одну книгу за другой, кусками, отрывками, бросая их тут же у дивана. Приходила с работы Нина, его жена, нагруженная сумками с едой, спокойно, терпеливо кормила его и собаку Тимку, терьера, и спешила к друзьям или к матери, где жила ее сестра с мужем. Там были дети, там тоже нужна была помощь. Да, с собакой он гулял на рассвете и поздней ночью. «Ты скоро придешь?..» — спрашивал он, и в глазах у него была тоска. «Скоро, скоро», — отвечала Нина и уходила, а когда возвращалась, он уже спал.
В один из дней он взял с полки книгу и не стал, как обычно, перелистывать, не стал бросать, все читал и читал — то «На горах», то «В лесах». Это был Мельников-Печерский, давно как будто знакомый ему, но вот… И Николай вроде проснулся. Запахло красками, появилось желание работать. Он уехал на Ветлугу, положив в рюкзак краски, бумагу, картон и Печерского. Была зима, время особое в деревенской жизни. Пробыл Николай там недолго. Но вернулся как будто другим человеком. А на следующее за той зимой лето купил в тех местах дом.
И то, о чем они теперь с Василием говорили, бредя по бульвару, имело длинную историю. Ту далекую местность и дремучий лес, что разделял их деревенские жительства, две области, окраинные пространства, и как они не могли добраться друг к другу, хотя не раз забредали в эти урочища по малым рекам. Там был водораздел, там были болота, чащобы… Что бы еще такое придумать, чтобы найти оправдание, почему и как они не могли соединиться там, в той их жизни?
Теперь они купили бумаги и все, что нужно, двигались к «Трубе», зная оба наперед, что зайдут сейчас в мастерскую к Борису Петровичу, душевному человеку, который там и дневал и ночевал. К нему весь день, а то и ночью заходили на огонек, там и днем был огонек, потому что мастерская помещалась в подвале. И если Борис Петрович в это время работал, то гости располагались сами по себе — разговаривали, пили чай…