— Вперед! Вперед! — послышалась команда старшого. Кони тронулись, переходя постепенно на шаг. Михайло ехал в четвертом ряду, поглядывая на товарищей. Перешли на галоп. Все ближе враг — это слышно по нарастающему гулу земли. Вот уже в тумане видны их очертания. Сейчас…
То, что вскоре увидел Михайло, повергло его в ужас, конь его остановился, испуганно попятился, вставая на дыбы. Из тумана вынырнули закованные в брони крылатые всадники с уставленными вперед пиками. Казалось, это пришли сами ангелы — длинные белые крылья высоко возвышались над их головами и словно росли из спин. Тяжелыми пиками они напрочь снесли первые ряды русских всадников и, отбросив обломки пик, выхватывали из-за пояса сабли. Следом появилась еще одна волна, ощетиненная пиками, за ней третья, четвертая, пятая, и всадники, уничтожив целиком конный отряд московитов, с оголенными саблями неслись дальше, сквозь строй стрельцов. После залпа пищалей несколько крылатых всадников рухнули с лошадьми на землю, но остальные железной волной смяли и уничтожили этот строй, который уже рассыпался в жалких попытках спастись. Началась резня. Ругань, отчаянные крики, мат, люди падают в грязь, ползут, убегают, их рубят саблями, топчут копытами коней непобедимые крылатые всадники…
Во главе отряда детей боярских сам воевода Палецкий врезался в правый фланг польских всадников, не успевших собраться и перестроиться после стремительной атаки своей, завязалась рубка. Тяжело было рубиться с поляками, сабли только скользили по броням, со спины их было не достать из-за прицепленных к седлам высоких крыльев. Вскоре на помощь полякам подоспела шведская тяжелая конница, и снова рубка, истошно ржут кони, в кровавую грязь падают тела, снова и снова раненые ползут прочь, умирают под копытами лошадей.
— Отходим! Отходим! — кричал Палецкий, понимая, что остался здесь один. В этом тумане ничего не было видно, на чьей стороне победа, кто и куда отступил, куда перешел. Все чаще попадаются отбившиеся от войска ратники, в ужасе пытавшиеся спастись от этой страшной резни. Это был разгром. Рать, кою зимой от бессмысленной гибели уберег князь Мстиславский, теперь бесславно умирала, отступая.
Голицын не мог вымолвить ни слова — открыв рот, он с ужасом глядел на бегство своего войска. Обезоруженные, без шлемов, с сорванными бронями, русские ратники бежали к спасительным шанцам лагеря, запрыгивали во рвы. Сицкий, заметив растерянность первого воеводы, чертыхаясь, велел трубить общее отступление.
Пехота после разгрома кавалерии еще долго стояла стеной, неся большие потери. Воевода Татев ходил меж рядов с оголенной саблей, кричал до хрипоты, что он готов стоять и умирать здесь, потому не позволит никому отсюда уйти. И затем, когда был дан приказ общего отступления, Татев в порядке отвел пехоту к лагерю.