— Стало быть, и венчание на царство будет? Иль как?
— Государь Иоанн Васильевич все царские венцы велел вывезти отсель. Навряд!
— Дожили… Два государя у нас ныне…
— Почитай, один! Даже ежели Иоанн Васильевич выехал из Кремля, Боярская дума Симеону всю власть не отдаст. Уж он-то позаботится о том!
Говоривший кивнул в сторону князя Ивана Мстиславского, что по знатности своей сидел подле государева стола, дородный, величавый, всем видом своим олицетворявшим власть…
Иоанн не стал долго тешить самолюбие Симеона и вскоре, откланявшись, покинул стол вместе со своей свитой. Добродушная улыбка мигом исчезли с его лица, когда, стуча посохом, покидал он палату — это тоже многие успели заметить. Его провожали, как истинного повелителя — все повставали со своих мест, поклонились в пояс…
Никита Романович нагнал Иоанна в переходе, выйдя из-за угла, упал в ноги. Иоанн, остановившись, недовольно взирал на него, сдвинув черные брови.
— Великий государь, дозволь слово молвить! — склонившись едва ли не к полу, слезно молил Никита Романович. Годуновы, Вельский, Нагой надменно взирали на него из-за спины государя.
— Говори, — чуть погодя, медленно произнес Иоанн, задрав бороду.
— Пришел молить тебя о пощаде и прощении сына твоего, Ивана! Коварные люди опутали его незрелый ум, сбили с толку, но я ведаю — он никогда не желал зла своему отцу, государю нашему, а державе твоей, коей с рождения своего был он наследником, ничего не желал, кроме процветания! — Никита Романович, подняв голову, заглядывал с надеждой в каменное лицо Иоанна. — Токмо тому и учили мы его с братом Данилой, когда с дозволения твоего великого занимались мы его воспитанием. Ведаю, что сидит он в покоях своих под стражей, как узник. Дозволь мне, его престарелому дядьке, увидеться с ним, дабы убедился я в правоте своей. Иван зело честен с ближними своими — благо и это сумели мы воспитать в нем. Ежели я пойму, что он в действительности изменник, то сам, государь, попрошу тебя отсечь мою голову за то, что плохо воспитал твоего сына! Ведаю также, что Анастасия Романовна, покойная сестра моя и твоя супруга, не желала бы знать, что сын ее — изменник. Дозволь мне, старику, просить тебя помиловать царевича Ивана…
По изменившемуся лицу и взгляду опытным, цепким взором увидел Никита Романович, как что-то словно колыхнулось в душе Иоанна (показалось, будто блеснуло что-то в глазах даже), и понял, что разбередил незажившую рану.
— Встань, — велел Иоанн, двинув нижней челюстью, — не я государь отныне. Проси о том царя Симеона Бекбулатовича. Отныне он карает и милует подданных своих.