А далее этот бездарный Саин-Булат, этот холеный и надменный касимовский хан, садится на московский стол — его-то князь Мстиславский презирал и ненавидел! Еще с того самого похода на замок Лоде, когда погибло все войско, а князь Мстиславский получил страшную рану от пули в боку и едва не изошел кровью. С болью князь вспоминал тот день. Иван Андреевич Шуйский пытался противостоять Саин-Булату, помешать его планам по разделению войска, и погиб в том бою. Он искал поддержки у Мстиславского, но тот не поддержал Шуйского и корил себя до сих пор за это. Конечно, Иван Федорович помнил, что и сам был тогда в опасном положении, и пойти против ставленного государем во главе войска Саин-Булата он не решился тогда. А зря. Стоит ли его жизнь сотен тех, что оборвались в тот день, когда разгромлено было русское войско?
Иоанн крестил Саин-Булата, того нарекли Симеоном Бек-булатовичем, и вскоре царь выдал за него замуж Анастасию, одну из дочерей Мстиславского, приходившуюся Иоанну внучатой племянницей. Так Симеон породнился с царем, а Анастасия, значится, стала теперь царицей?
Все это было лишь словом, Иван Федорович хорошо выучил государя за все эти годы и понимал, что Симеон называется царем лишь до тех пор, пока это выгодно самому Иоанну, ибо он не раз заявлял, что венчания на царство не будет, потому, видать, он забрал из Кремля царские регалии и казну.
Ивану Федоровичу было обидно за дочь, за немилость, оказанную ему в эти смутные и опасные для существования государства месяцы, и князь слег с простудой. Несколько дней был в жару, супруга перепугалась, молилась у его ложа, плакала. Понемногу справился он с болезнью, и та отступила. Осталась лишь неимоверная слабость. Иван Федорович ласково гладил мокрое от слез лицо супруги и говорил, улыбаясь, что это она его у Бога вымолила…
О приезде зятя, князя Ивана Голицына, его оповестил сын Василий, спросил, готов ли Иван Федорович принять гостя. Мстиславский прикрыл глаза, что означало "да".
И вот князь Голицын, широкий и потучневший в последние годы, вступил в его покои. Слуги внесли резное кресло, в которое князь тяжело опустился, откинув полы длинного атласного опашня.
— Не вовремя ты, Иван Федорович, слег! Думе сильная рука нужна нынче, — проговорил он гнусаво, вглядываясь в серое костистое лицо боярина.
— То от усталости, помирать не буду, — слабо ответил Мстиславский и с усилием сглотнул, попробовал улыбнуться, спросил о дочери. — Как Ирина? Как внуки?
— Передавала тебе поклон. Сына, Андрея, устрою на придворную службу, пора уж. Ванята растет, боевой малый, сестер задирает. Нынче Ирина снова беременна, даст Бог, в следующем году разродится.