Активисты, к голосу которых прислушивались в аиле, распорядились:
— Слезайте с коней! А то окружили весь холм, как крепостная стена.
— Эй, дорогу женщинам!
— Как они пройдут туда?
Кто-то пробовал пошутить:
— Испокон веков мы слушали всякие речи, сидя на коне… А почему слушать наших милых женщин, получивших свободу, мы обязаны, сидя на земле?
Батийна сдержанно сказала:
— Вы окружили холм, как камышовый плетень байскую юрту. Как женщины будут слушать речи?
— Она правильно говорит, — раздались голоса в поддержку Батийны. — Эй, народ, дайте дорогу. Пусть женщины пройдут!
— Верно! Какая же это свобода, если женщины останутся сзади!
— О бедные, забитые тетушки! Пройдите к холму, ну…
— Да, да, проходите. Поднимитесь-ка на высоту. А мы уж останемся на своих конях.
— Признаться, ради свободы и равенства наших дорогих женщин я не посчитал бы за труд взобраться на самую высокую белоснежную вершину. Но что поделаешь? Крыльев нет у меня…
Тот, кто жаловался на отсутствие крыльев, белолицый бойкий джигит, сидевший на поджаром вороном коне, молодцевато надвинул на лоб черный смушковый тебетей. Он, видимо, что-то еще смешнее буркнул себе под нос, стоящие рядом с ним тотчас захихикали, пряча головы под воротники.
Батийна сделала вид, что не замечает насмешек развязных джигитов. Стоит ли препираться с озорными мужчинами, кое-кто из них, возможно, думает: «Я бы тебя проучил, миленькая, попадись ты мне где-нибудь на безлюдье!»
Она уголком глаз скользнула по белолицему джигиту и покраснела. Во всем его облике, в прищуре блестящих глаз, в звонком голосе, в его посадке она уловила поразительное сходство с Абылом и незаметно вздохнула. О, кому дано без криво-толков оценить чистые непорочные ее вздохи? Того и гляди найдется немало людей, что не прочь возвести хулу на Батийну, — свободная, незамужняя, мол, женщина все равно что телка без поводка. Хоть и начальник сама, все равно заглядывается на джигитов. А что ей остается?
В аилах Батийна держалась с мужчинами строго. Пусть лучше говорят: эта женщина, мол, куда неприступней черного бугая, чем если б кто сказал: «Бедная телка так и водит глазами».
Вначале она обычно запиналась, голос прерывался, по постепенно волнение утихало, она говорила уже свободно, слова приходили сами собой.
Батийна не оробела на большом курултае женщин разных национальностей, помнится, вот что она сказала, когда ей дали слово: «Товарищи, сейчас сам Ульянов-Ленин зовет нас, угнетенных женщин Востока, к свободе, протягивает нам руку, чтобы мы стали людьми. Еще совсем недавно, когда рождалась девочка, ее не считали за ребенка, а стоило ей чуть подрасти, назначали калым в сорок лошадей. Теперь этого не будет. Если кто, позарившись на калым, выдаст замуж несовершеннолетнюю свою дочь, если кто, имея законную жену, возьмет себе еще вторую жену, если кто из мужчин, возомнив себя «золотоголовым», будет издеваться над ней, тот ответит по всей строгости, как злоумышленник, нарушающий законы советской власти».