Тогда все, кто слушал ее, зааплодировали Батийне.
На груди у нее сверкали серебряный треугольник с амулетом, коралловые низки, подвески, бусы. На конце длинных черных кос позвякивал чачпак с серебряными украшениями. Белдемчи из черного бархата была оторочена куньим мехом.
Отправляясь в аилы, Батийна надевала бешмет городского покроя, шелковое, без оборок платье, сапоги на высоких каблуках с тиснеными узорами на голенищах, вместо элечека повязывала красную косынку.
Даже женщины, носящие белый элечек, которых испокон века называют «белоушие», и те осуждали ее втихомолку:
— Вот диво, не то женщина, не то мужчина… смотри, как быстро меняется человек, — изумилась одна.
— Как бы телка ни кривила морду, все равно бычком не станет, бесстыдница она! — шепнула другая, незаметно толкнув в бок свою соседку…
— Тише…
— Да пусть сгинет она с глаз наших!
— Дай послушать…
— Чем слушать ее речи, лучше посмотри, как она вырядилась!
— А как может иначе выглядеть женщина, которая получила равные с мужчинами права?
— Неужели ты не видишь, она сама уже стала походить на мужчину?!
— Раз ей приходится ездить по аилам, она и одевается, как поудобней да полегче…
— Провались она со своей легкой одежкой! Вырядилась мужчиной, а баба все равно останется бабой…
— Да уймись же ты, наконец!
Ровным голосом, без тени женской застенчивости начинала Батийна свою речь и говорила все смелее и увереннее. «Послушайте и вы», — как бы намекала она почтенным аксакалам, выжидательно поглаживавшим свои бороды.
— Золотоголовый мужчина рожден матерью, женщиной в широченном платье! Счастье, достаток в любой юрте на ком держится? Опять-таки на женщине в широченном платье! Ангельских детишек, которых вы ласкаете, посадив себе на колени, тоже рожают женщины в широченном платье! Все здесь сидящие — от почтенных аксакалов до румянощеких джигитов, — все вы кормитесь из трудовых рук женщины! Без женщины нет света в белом дворце, без женщины — нет тепла в мягкой постели! Без женщины и еда безвкусна, без нее и длинные руки бессильны! — В голосе Батийны прозвучали вдруг горестные нотки. — Избави бог от такой беды, но если у кого умрет жена, на которой держится дом, — это все равно, что рухнул город с золотыми воротами. Не пройдет и семи дней, как овдовевший мужчина обрастет грязью. Кое-кого мои слова могут обидеть, но я говорю только правду, аксакалы.
«До чего дожили, от бабы пришлось выслушать такое!» — подумал кое-кто в больших тебетеях, теребя гривы своих коней. Другие молча кивали головами, как бы говоря: «Ты права, дочь, нечего греха таить». Многие опасливо поглядывали на Батийну: «Сохрани бог! Одна белоушая побывала в городе и столько успела наговорить, что же станется с нами, когда в апле появится сразу шестеро таких говоруний?»