— Справедливо говоришь, дочь! — раздавались одобряющие голоса.
В кругу женщин были слышны и вздохи:
— Ох, создатель! Что правда, то правда…
— Чего только не выпало на нашу долю!
Двое женщин, не уставая, пересмеивались шепотом:
— Ах, горемычные, что бы они ели без нас? Могли бы они сесть на лошадей? А еще воображают из себя…
— Это мы даем им так беситься. А попробуй-ка взнуздать их как следует…
— Тише, услышат…
— Ну и что ж… Пусть…
— Тогда попроси слова да скажи перед собранием, если у тебя духу хватит…
— Скажу, если надо! Что, думаешь, у кого есть пуп, тот человек, а кто имеет груди — побрякушка, да?
— Ну и ну! Бесстыжая… потише!
— Пожалуйста, мужчины могут обратно взять то, что дали мне. Женщина-начальница еще не так крепко чистит. А то ведь язык у женщины острее бритвы. Мне бы новая власть дала волю, я бы своему мужу оторвала б кое-что, пусть бы только задел меня!
Какая-то старушка, дремавшая подобно кошке, испуганно вскрикнула:
— Ой! Не надо! Кровь потечет…
Ее возглас заставил вздрогнуть дремавшего гнедого коня. Шептавшиеся между собой женщины щипнули одна другую за бедра и негромко захихикали.
Всплеснув руками, старушка с невинным видом спросила у сидящих рядом:
— А-а… что я, глупая, сболтнула?
Со всего аила решились выступить только две женщины, и говорили они нескладно, сбивчиво, с натугой, для них это было все равно, что одолеть непроходимый перевал. Остальные молчали.
— Как вижу, крепко припугнули вы, потомки ханов и беков, своих жен. Знайте, кто воспротивится женской свободе, тот сам будет лишен свободы и прав! — резко сказала Батийна, не скрывая своего недовольства.
— Стоит женщине добраться до власти, как она начинает ржать жеребцом. Так ведь, кажется, шутили в старину? — приглушенно сказал мужчина на сером коне.
— Э-э… боже мой! — произнес сокрушенно другой на вороном. — Недаром говорят: «Правитель берет силой, а правительница берет хитростью». Эта строгая женщина, наверное, растопит нам сердца своими рассказами о Москве и Ташкенте…
Безбородый на гнедом коне с усмешкой съехидничал:
— Кажется, она тотчас распахнет ворота свободы и поведет всех женщин на Белую вершину.
Адыке, не сходя с могучего светло-серого жеребца, опершись грудью о высокую резную луку седла с толстым стеганым одеялом, внимательно прислушивался к разговорам и, изумленно выпучив глаза, растопырив бороду и усы, исподтишка наблюдал за Батийной, словно барс, выслеживающий из-под скалы молодую косулю. Он видел ее как во сне, хотя, казалось, смотрел во все глаза. Он вслушивался в ее строгий голос. «Кто воспротивится женской свободе, тот сам будет лишен свободы и прав!» Так, кажется. Ишь вонючая албарсты, нашла чем попрекать нас! Пугает нас славным родом наших незабвенных предков! Сглупил я, затуманил мне голову создатель! Надо было мне тогда еще переломать ей ребра и принести в жертву реке Тёлёк!»