«Неужто это они? Затопчу, если захочу, вашего бая!..» — обозлилась Батийна.
Услышав гомон и топот позади себя, Аксур рванул сильнее, помчался птицей. Батийна сказала себе: «Эти потомки бека могут жужжать про меня что угодно. А мы помчимся, Аксур, помчимся! Пусть попробуют догнать нас, если под ними такие уж быстроногие кони!»
Батийна все удалялась от всадников. Попадись ей праздные люди, едущие на базар или в гости, может, еще долго преследовала б ее эта шумная толпа. Но аксакалы Акимкан и Адыке, спешившие попрощаться с Манапбаем, мрачно молчали, и вся группа скоро осадила коней.
Те озорники, что по горячке выскочили было вперед, остановились, натягивая поводья своим коням, и почтительно дожидались Акимкана. Он ехал чуть впереди остальных всадников. Мерно покачивался под ним иноходец темно-бурой масти с лоснящимся крупом. Акимкан, у которого еще не вылинял румянец, сидел прямо, и, упираясь концом сложенной вдвое камчи в бедро, следил за удаляющейся Батийной. Брови у него низко нахмурены. Наполовину белая, наполовину черная тонкая борода его опущена к груди.
«О изменчивое время! О бездонный бренный мир! Куда вы катитесь?.. Чуть не затоптала нас белоушая! Еще вчера она возилась у моего порога. Разве не так, Адыке? Боже мой, что за чудеса пошли?»
— О боже, боже! — произнес Акимкан вслух. — Адыке, езжай рядом со мной!..
Пришпорив серого иноходца, Адыке поравнялся с почтенным родственником.
— Правда ли, что эта молодуха, которая сейчас проскакала мимо нас, бывшая твоя сноха? — спросил с равнодушным видом Акимкан.
Адыке пробормотал:
— Да, бек, так оно и есть.
Акимкан буркнул:
— Ах, глупая баба, видно, потешается над нами…
Адыке сказал тоскливо:
— Когда-то ваш дед, провидец, говорил: «Настанет время — коровы поднимутся в цене, а женщины будут судьями. Что тогда станет с тобой, мой народ?!» Ой, как сбываются его вещие слова!
— Предскажи это не мой дед, а кто другой, мы бы немедленно сожгли на развилке дорог кости того вестника конца света и развеяли б по ветру его пепел, — сказал Акимкан. — О дед мой, знаешь ли ты, какие беды, какие унижения ты напророчил своим потомкам, пасть мне жертвой за твое имя, ясновидец!
Адыке тоже говорил с нескрываемой горечью:
— Помню, с тех пор, как вошла в мой дом вон та кукла, что проскакала сейчас мимо нас, счастье стало покидать меня и сам я лишился покоя. О создатель! Я не знаю, в какой злополучный день мой отец сватался с голодранцем за щепотку насвая. Не знаю, в шутку ли сделал он это или всерьез? Как бы там ни было, славный бек открыл двери перед самой албарсты. Эх! Надо было еще тогда у бурливой реки прирезать эту дочь шайтана… Наверное, не пришлось бы сносить нашему роду всякие унижения…