Муса, окончательно уразумев, что и его сестренка стала невестой и разделит обычную судьбу своих сверстниц, пробовал помешать этому, пытаясь расстроить сговор. Зейнеп в его глазах была еще ребенком, у нее на губах, как говорится, и молоко не обсохло. Рано ей было испытывать унижения в чужом доме. Но мать Топан — а к кому еще мог обратиться Муса за помощью — грубоватая и строгая мать Топан оказалась неумолимой. Всех своих детей она гоняла одним и тем же прутиком и считала, что они должны слушаться одного движения ее бровей. Да и дети беспрекословно подчинялись ей, кроме Зейнеп, озорного «мальчишки» бабушки Мамык. Топан, когда Зейнеп жила в доме бабушки, не вмешивалась в ее воспитание, ничем не попрекала свою дочь, смирялась с ее «мальчишеством». Так продолжалось некоторое время и после смерти Мамык. Но и Зейнеп становилась старше, прекратила свои выходки и оставалась верной только одной своей привычке — носить мальчишескую одежду.
Однако просьбы Мусы не привели ни к чему. Топан была неумолима. На слова сына она не обратила никакого внимания, а к дочери послала близких женщин, чтобы они воздействовали не нее.
— Скажите этой баловнице, что пора взяться за ум. Что может подумать свекровь? Пусть оденется как положено. Вен какая здоровая. И груди появились. А в узких брюках бедра так и выпирают. Довольно ей щеголять в мужской одежде. И нечего волосы трепать. Пусть их расчешет и заплетет в две косы.
Зейнеп и на этот раз взбрыкнула и выставила женщин с такой неистовой бранью, что те только руками развели. Они вернулись ни с чем к Топан. Мать разгневалась еще пуще, но нового шага не предприняла:
— Пусть ее блажит. Никуда ей от своей судьбы не уйти. Все равно стреножим.
Избавившись от настойчивых тетушек, Зейнеп не избавилась от страха перед неизвестным будущим. Она злилась, волновалась и наконец заболела. Но даже мечась в жару на бабушкиной постели, Зейнеп никому не сказала о причинах своей болезни. Никому, кроме Мусы. Брат еще раз попытался поговорить с матерью, но снова натолкнулся на грубость.
— Не мели чепухи! — истошно кричала Топан. — Что предназначено богом, то и будет! Хочешь, чтоб люди нас осмеяли? Как же это девчонка вдруг не пойдет замуж? Поболеет и выздоровеет. А ты переживаешь. Уж если хочешь отрезать ухо сплетникам, так лучше — на! Режь мое. Не будешь? Тогда перестань мне морочить голову!
Так ничто не могло остановить надвигающихся событий. Встреча с Айганым произошла. Правда, не совсем так, как задумал Чорман.
Он выехал с утра со своими нукерами из аула, и в полдень уже приветствовав Айганым. Отдав должные почести, он проводил ее в белую юрту на берегу Темного озера. Чорман предполагал отпраздновать приезд сватьи как положено, без лишней суеты и спешки. Вместе они должны были навестить аулы старейшин родов, вволю попировать и спокойно распрощаться. Но вышло иначе. Недолго погостив в белой юрте, Айганым, улучив удобную минуту, сказала только одному Чорману: