И Зейнеп привязала к позолоченному поясу, которым стягивала безрукавный камзол, небольшой ножичек. Вдруг пригодится, мелькнула недобрая мысль.
… В этот памятный день, когда Чингиз пошел в отау на свидание с матерью, Зейнеп предупредила Куникей:
— Хорошая весть будет — иди к моему окну с поднятыми руками. Плохая весть, я и так догадаюсь.
Зейнеп в ожидании стояла у окна и не сводила глаз с флигеля, в котором скрылся Чингиз. Она слышала стук собственного сердца, и ей ежеминутно казалось, что приоткрывается входная дверь. Сколько прошло времени? Час, два? Зейнеп от нетерпенья зажмурила глаза, а когда их открыла — двор пересекала Куникей. Она бежала с поднятыми руками. Зейнеп выскочила ей навстречу, не переводя дыхания от волнения.
— Спеши к нему, голубка, спеши! — радостно торопила ее служанка. — Аллах помог нам. В той, левой, комнате твой жених с матерью. Иди к нему скорее.
И Куникей помчалась дальше звать имама и свидетелей.
Зейнеп, не чуя под собой ног, пронеслась по двору и влетела на порог показанной ей комнаты. Несколько мгновений в нерешительности она задержалась: ее будущей свекрови здесь не было; непонятно, куда она могла скрыться, ведь Куникей сказала, что ее ждет и Айганым; Чингиз сидел один на диване, обтянутом коричневым бархатом; сидел, задумчиво опустив голову.
«Будь, что будет», — подумала Зейнеп и бросилась к нему.
Мило шепелявя — мой торе, мой торе! — она, еще никогда никого по-женски не ласкавшая, жарко и доверчиво прильнула к Чингизу. Она крепко и неловко обхватила его обеими руками и целовала его в щеки. А он, пригорюнившийся, не отвечал ей.
От волнения Зейнеп шепелявила сильнее обычного.
— Мой торе, я буду тебе хорошей подругой. Бог предназначил нам быть вместе. Смирись.
Тут послышались шаги, голоса, и в комнату почти одновременно вошли со двора имам со свидетелями, а из второй внутренней двери Айганым. Зейнеп встала с дивана не раньше, чем ее все увидели, и в несколько притворном смущенье — она не была робкой от природы — отошла в угол, стараясь ни на кого не смотреть.
Айганым, конечно, видела все. Она следила за каждым шагом Зейнеп, подслушивала каждое ее слово. Обратила она внимание и на то, как равнодушно вел себя Чингиз. Но не давая понять, что ей все известно, сладко и торжественно произнесла:
— Как приятно смотреть на вас, дети. Вы навсегда обрели друг друга. Хазрет, пора! — шепнула она Габдиррахиму. — Вы же сами утверждаете: разлучать молодых — грех, соединять — благо. Сотворите же благо для детей, читайте ежеп-кабыл.
Имам начал читать ежеп-кабыл, молитву мусульман при заключении брака. И свидетели сделали свое дело. И молодые испили свадебной священной воды.