Но как же отнесся к этой смерти сам Чингиз?
Служанка-татарка в тот же день шепнула ему об этом так, чтобы не услышала Зейнеп.
Он не сразу поверил и даже был немного напуган, но особенно переживать не стал. В его неокрепшую семнадцатилетнюю душу прочно вошло представление о ханской крови, о достоинстве богатых и родовитых ханов, всегда имевших по нескольку жен. Его отец имел семь жен, дед — двадцать три. И хотя Диль-Афруз была первой любовью Чингиза, он считал ее своей первой женой. Это ведь он говорил Диль: «Ты для меня все». Это ведь он обещал ей верность, и Диль верила обещаниям. Но жаркие ночи во флигеле-отау имама Габдиррахима сделали свое дело. Обещание оказалось нарушенным, к Диль-Афруз Чингиза уже почти не тянуло. Он жалел девушку, но жалость эта была неглубокой.
Да и Зейнеп помогала рассеять и боль и память о прежнем.
Она не оставалась в неведении. Болтливая служанка втайне от Чингиза в срок известила и ее. Но если Чингиз огорчился, то Зейнеп открыто обрадовалась и облегченно вздохнула:
— Уф!.. Избавилась я от этой беды. Скажи, а Чингиз уже знает?
Служанка развела руками:
— Думаю, что нет… Кто ему мог сказать?
Но по нахмуренному лицу Чингиза Зейнеп догадалась, что ему все известно. Она не докучала ему никакими вопросами, не сделала ни одного намека; только ласки ее стали нежнее и горячей.
Так все обошлось бы, и свадебный той в Баянауле отпраздновали бы на славу, если бы не нагрянула новая тяжкая беда.
Неожиданно заболел Чорман. Началось с пустяка. Однажды утром он почувствовал зуд над уголком рта. Зуд не проходил, потом появился прыщ размером с кончик пальца. Прыщ начал расти. Звали лекаря-баксы. Не помог. Разыскали русского врача, и тот не сумел ничего сделать. Все лицо заплыло в опухоли. Прошла какая-нибудь неделя, и Чормана не стало. «Бог послал ему смерть», — говорили доброжелатели. «Это в наказание за гибель дочери Сейфсаттара», — злорадствовали враги.
Видные посланцы родов Каржас и Суюндик, съехавшиеся в Омск, единодушно решила везти труп Чормана на его родину, в Баянаул. С похоронами надо было торопиться; наступала летняя жара, а Чорман при жизни отличался дородностью и полнотой.
Казалось бы, путь Чингиза и Зейнеп вместе с Айганым лежал в Баянаул на похороны и поминальный той. Но тут произошли события, изменившие естественный ход вещей.
Чингиз, рассчитывавший остаться на военной службе в Омске, получил совсем другое назначение. Именно в это время его старший родственник Кенесары поднял свое многочисленное войско, уже оттесненное от Кокчетау в Тургайские степи, на новое восстание. В этот раз на религиозную борьбу — газават его благословил имам Марал. Кенесары перенес свою ставку на берега озера Кусмурун. Царские власти решили сразу потушить разгоревшийся степной пожар, направив на подавление мятежного султана два карательных отряда: один из них формировался в Оренбурге, другой — в Омске. Омский отряд возглавлял лихой офицер Шамрай. Ему необходим был помощник из образованных казахов, знающий и военное дело и русский язык. Советник Турлыбек Кошенов для этой цели предложил на утверждение Западно-сибирского генерал-губернатора Вельяминова кандидатуру Чингиза. У Турлыбека было, по крайней мере, два основания сделать все, чтобы Чингиз отправился в дальний поход. Он видел в нем опасного соперника — молодой офицер мог занять его место. Видимо, на судьбу Чингиза повлиял и Сейфсаттар. Он во что бы то ни стало хотел отомстить ханскому отпрыску за смерть своей дочери. Поговаривали, что он щедро одарил золотом и толмача-советника Турлыбека и самого генерал-губернатора.