Разукрасила юрту мою.
Плачу я у твоей могилы,
Песнь печали — жоктау пою.
И дальше шла поминальная песня, спетая акыном тогда еще, на похоронах отца.
Самоотверженность Зейнеп и ее верность памяти свекрови не прошли незамеченными. Многие женщины восхищались ею.
— Лучше и не может быть невестки, чем наша Зейнеп. Как, бывало, хвалила ее ханша. Поговаривали, будто она женила Чингиза против его воли. А смотрите, как нынче оправдались ее надежды.
Но кроме траура возникла и другая причина, не позволившая Зейнеп переехать сразу в Кусмурун.
Она стала плохо себя чувствовать. Поест немного, начинает тошнить. Иной раз она так ослабевала, что ей нелегко было встать с постели. Опытные женщины разгадали, в чем дело: Зейнеп тяжко переносила первое время беременности.
Нашлись всеведущие старушки, посоветовавшие ей съесть мозг беркута. И не прирученного беркута, а вольного, дикого. Зейнеп тут же решила, что лучшего лекарства и быть не может. Прихоть эта до конца овладела молодой женщиной. Где только достать птицу?
Случился рядом некто Быкан, сын Вали-хана и его байбише. Приехавший в аул на похороны Айганым, он дожидался здесь сорокового дня, срока большого поминального тоя. Дрогнуло сердце старого охотника на ловчих птиц, когда он узнал про желание Зейнеп. Жил Быкан в Кзылагаче, неподалеку от гор Кокчетау. Он обычно ловил беркутов на вершине неприступной скалы Ок-Жетпес — стрела не долетит. Немногие смельчаки добирались до острого, вонзающегося в небо, каменистого пика. Бывало, и смельчаки срывались с его опасной крутизны. Но Быкан поднимался на Ок-Жетпес не раз и не два, и суеверные люди шептали друг другу: должно быть, дух предков помогает ему.
Этих беркутов, так и прозванных охотниками Ок-Жетпес, он ловил лишь тогда, когда начинала стареть или терять зоркость его прежняя прирученная птица.
В других местах бекрутов Быкан не добывал. И силой, и остротой взгляда, и хваткой они не могли сравниться с орлами Ок-Жетпес. Только пойманный там беркут мог закогтить не то что лису, но и волка, настигнув его с расстояния, куда едва доходит окрик человека.
Сказители утверждали, что птицы эти появились в горах Кокчетау с тех времен, когда в Кзылагаче на белой кошме был поднят хан Аблай. Они уверяли, что беркуты заповедной скалы даются в руки только избранным охотникам и, как правило, только тем, в чьих жилах течет древняя кровь Аблая. Рассказывали еще, что на вершине Ок-Жетпес обитает только самка беркута, высиживающая птенцов, а где в это время находится беркут-самец — никому неизвестно. Один старый человек высказал однажды догадку, что беркут-отец летает над горами Урала, поэтому, дескать, и детеныши приобретают черно-белое оперенье, похожее на черные уральские вершины, покрытые белым снегом. Чего только не говорили про этих беркутов. Была и такая легенда: покинут беркуты Кокчетау, утес Ок-Жетпес, если в аблаевском роду не будет сыновей, способных их приручать. И ханские сторонники начинали серьезно побаиваться: хиреет род, уменьшается число преданных ему людей. Не рухнет ли Черный шанырак, не улетят ли навсегда черно-белые птицы?