— Ты понимаешь, что речь пойдет о тебе! — круто повернулся Табай к Андамасу. — И обвинять тебя, должно быть, будет сам Чингиз. Слушай, запоминай.
— Слушаю вас, Табеке, — не слишком обрадованно откликнулся Андамас.
— Зная тебя, он все равно спросит твое имя. Ты спокойно ответишь. Он задаст тебе вопрос, не ты ли и есть конокрад-барымтач. Соглашайся и с этим. Он спросит, правда ли, что ты воровал скот у оренбургских казахов. Не отрицай и этого. Скажи: да, воровал. А сам воровал или тебя посылали? Удиви его ответом: сам воровал, никто не посылал. Чингиз разойдется, начнет сердито допытываться: зачем воровал? И тут тебе растеряться нельзя. Отвечай сдержанно и уверенно: опора у меня есть, султан. На кого же ты опираешься, удивится Чингиз. А ты, не повышая голоса, называй по порядку всех биев, что будут находиться в его юрте. Дошло до тебя?
— Все ясно, Табеке, но.. — замялся Андамас.
— Повтори то, что я сказал. Перечисли всех биев, что будут сидеть и на правом и на левом крыле.
Андамас послушно назвал все имена, названные Табаем.
— Вижу, ум у тебя есть. Помни, на кого ты опираешься. И об этом прямо скажешь Чингизу.
— Ой-бой, Табеке, ой-бай, — потерял равновесие Андамас. — Да ведь Чингиз душу из меня вытянет, на растерзание отдаст.
— А ты не волнуйся, дыши ровно. — Табай даже улыбнулся. — Надо делать так, как я тебе сказал. Об остальном не раздумывай. В обиду тебя не дадим. Да и что тебе сделает Чингиз? Разве что скажет: кереи и уаки могут быть тебе опорой в добрых делах, но как они посмеют оправдать твои нечестивые поступки? Тогда ты ответишь: добрые дела не требуют поддержки, а они меня и в беде выручат. Чингиз тогда выйдет из себя: не мели чепухи, скажет. Не будут, они тебя защищать. А ты ему ответишь: как так не будут, если они выходцы из кереев и уаков. Да я их… Тогда…
Бий Табай, пустив в ход свое красноречие, нарисовал, сам того не желая, малоутешительную для Андамаса картину. Посланец Кожыка совсем растерялся, пробовал возражать, но изощренный в спорах Табай продолжал наседать и каждый раз безжалостно его обрывал. Не так-то легко было тягаться с бием.
— Понял я, Табеке, — горестно вздохнул Андамас. — Но… Но…
Закончить ему не удалось.
— Никаких «но!» — обозлился бий. — Поступай, как тебе сказано. А не хочешь — продолжай бродяжничать и ищи смерть на дороге.
Андамасу хотелось сказать, что он и здесь не встретил никакой поддержки и что вряд ли получится прок из всей этой затеи, но тут вмешался Есеней и посоветовал ему не пререкаться со старшими.
«Что я скажу теперь Кожыку?» — подумал про себя Андамас и замолчал, скис. Он бы и уехал, считая, что ничего не добился. Однако, напоследок Есеней подбодрил его, сказав с глазу на глаз: