— Просто все завидуют мне, ма. Ведь Клара больше ни с кем не дружит.
— Завидуют, говоришь? Чему же могут завидовать старые люди, матушка Ивари, например?
— Нашла о ком говорить. У матушки Ивари, наверно, уже и губы от болтовни стерлись.
Разговор умолк. Прошло несколько томительных минут. Наконец Вубани, словно очнувшись от забытья, сказала:
— Я так боялась огорчить тебя. Ты хотел видеть Клару каждый день — я не запрещала тебе. Ведь у меня одна забота — чтобы ты был счастлив. Я даже успокоилась, считала, что ничего страшного нет, если вы будете видеться. Разве я могла подумать, что ты решишься уйти из родного дома, поселиться в крепости, далеко от материнских глаз.
— Далеко? Голландия от Лонтора куда дальше, и то голландцы добрались до нас.
— Не сравнивай чужеземцев с нами, сынок.
— Но я ведь не буду все время жить в крепости, ма. Я буду часто приходить домой. Я обещаю тебе, ма. Неужели ты не отпустишь меня?
Вубани ответила не сразу. На глаза у нее навернулись слезы, она постаралась незаметно смахнуть их.
— С того дня, как ты появился на свет, сынок, мы с тобой не расставались. И я мечтала, что мы всегда, всегда будем вместе. Если ты уйдешь из дому, мне будет так тяжело. Все станут спрашивать о тебе, а что я им скажу?..
Слезы матери, ее дрожащий голос, поникший вид терзали душу Тамберы. И он больше ничего ей не сказал.
На этом и кончился их разговор. Тамбера молча прошел в свою комнату. Мать осталась одна. Через какое-то время, стряхнув с себя наконец тягостное оцепенение, Вубани поднялась, посмотрела печально на дверь, за которой скрылся ее сын, прислушалась. Было тихо. Она вышла из дому и отправилась в соседний двор.
Ламбару сидел на террасе и усердно чинил сети.
— Жена твоя дома? — спросила Вубани.
— Дома. Входи, пожалуйста.
Ивари она застала за шитьем.
— Какая красивая материя, — сказала Вубани, усаживаясь рядом с хозяйкой. — Что это ты шьешь? Можно посмотреть?
— Ты и не поверишь, что я шью, — горько усмехнувшись, ответила Ивари. — Не зря люди говорят, что я из ума выживаю. Но разве есть на свете что-нибудь сильнее материнской любви?
— Что же ты все-таки делаешь?
— Платье, о котором столько плакала Ривоти. Она вернется домой, я знаю. Я так жду ее, вот и готовлю ей подарок. Да, Вубани, иной раз слишком поздно мы начинаем понимать, что были не правы.
— Детей воспитывать нелегко, — вздохнула Вубани. — Они одного хотят, мы — другого. Как тут быть? Вся душа изболится…
— У тебя хоть сын, не дочка.
— Какая разница?
— Будь у меня сын, Вубани, и уйди он сейчас из дому, я не стала бы так переживать.