— Во имя Иисуса Христа, друзья мои!..
Но больше ничего вымолвить не смог, ибо толпа, словно обезумев, взвыла:
— Проси нам небесного знамения!..
— Веди нас в Хуняд!..
— Яви нам чудо!
Священник, видя, что именем Христовым он не многого добьется, решил обратиться к помощи более достижимых властей.
— Анча, сбегай за старостой! — бросил он через плечо дрожавшей в углу комнаты домоправительнице. — Зови его скорей порядок навести.
Но Анча и с места не тронулась, она тоже била себя в грудь и часто крестилась, монотонно причитая:
— Doamne dumnezeule! Maica precistă![3] О, непорочная дева Мария!..
Ужас и возмущение, полыхавшие в венгерских и румынских сердцах, слились воедино, хлынули неудержимо, словно вышедшие из берегов реки, — и нечем было сдержать их. Священник сделал еще попытку обратиться к людям с увещеванием, но, поняв, что все напрасно, бросился на задний двор, вскочил на коня и, прорвавшись сквозь испуганно шарахнувшуюся толпу, поспешил к Хуняду…
Отуманенные суеверным страхом головы и в том увидали дурной знак, хитрость, и над толпою взметнулись новые выкрики:
— Несдобровать нам — поп сбежал…
— Prinde-l ma! După el![4]
— Nu-l lasă! [5] Не упустите его!
Вверху, в гостином зале крепости, глядящем на башню, находились трое: Войк Бути, его младший брат Радуй и жена Войка госпожа Эржебет Моршинаи. Хозяйка крепости сидела у окна и из пучка пеньки, намотанного на прялку, ловкими пальцами сучила тонкую, белесую пряжу. Она часто подносила ко рту руку и поплевывала на кончики пальцев, чтобы потоньше скручивались вытрепанные и вычесанные мягкие нити. Было тихо, только и слышалось это поплевывание да шорох быстро крутившегося веретена; мужчины, расставив ноги и прислонясь спинами к стене, молча смотрели на Эржебет.
— Вот так она «всегда, — полушутливо-полусердито сказал Войк брату. — Все прядет да прядет, будто ей целое войско одеть надобно. Соберет вкруг себя служанок и ну прясть, ну лясы точить, ровно все еще в Хатсеге живет, ровно и не владелица Хуняда… Хоть бы на малое время бросила, когда я домой наезжаю!
— Кабы я только на то время бросала, так вы, ваша милость, не успевали бы землю под коноплю у короля выпрашивать, — возразила жена.
— Да сейчас-то к чему за прялкой? Неделя уж, как мы прибыли, а ты все знай поплевываешь да нить сучишь.
— А ваша милость знай талеров у меня домогается. Уж так обхаживаете, что эдак и у коровы телка выпросить недолго… Об ином-то у вас и речи нет, разве что «бог помочь» молвите!
— Но ты что-то не спешишь с талерами, — засмеялся Войк.
— Ласкал бы почаще сударыню-сестрицу, — поддел брат Радуй, — глядишь, и талеров бы прибавилось. За каждую ласку — талер.