Слушал Балаж все это и чувствовал, что назад пути ему нет… Но куда же податься?
Однажды утром в приходе неожиданно появился священник Якоб. Увидев Балажа, он ничуть не удивился, а улыбнулся ему так же дружески, как в тот вечер, когда они встретились впервые.
— Вот я, отец Якоб, — сказал ему Балаж. — Нашел ты меня, сажай! Я бежать не стану!
— Да ведь ты не от меня бежал, брат Балаж, а от себя самого…
Больше они ни слова не сказали об этом, и лишь много позднее Балаж спросил:
— А Балинт?
Якоб из Маркин нахмурил брови и, помрачнев, ответил:
— Сбежал в Молдавию. Там ныне для всех паршивых овец привольное пастбище…
На другой день, собравшись в путь, он сказал Балажу:
— Ты поедешь со мной, ибо вижу: червь еще точит тебя. Но кто задумывается и спастись хочет, тот в конце концов возвращается к истине. Здесь тебе нельзя оставаться — прихода ты не получишь; отвезу тебя служить к человеку, у коего хватило сил вырвать из души гуситскую колючку. К сереньскому бану поедем, к Яношу Хуняди…
6
Обрывистые, поросшие диким кустарником берега двух углом сошедшихся рек — Тисы и Дуная, а с севера и востока — кочковатое болото, скрытое камышами, отделяют равнину, где король Альбрехт и прочие вельможи с самого июня решали дела страны. Таков был Тительрев — место Государственного собрания 1439 года.
— Благородные господа! — сказал король в самом начале совета. — Взгляните на две эти реки, что сливаются здесь и с удвоенной быстротой несут воды свои к югу. Так и нам должно объединить все свои силы и двинуть их в том же направлении, ибо именно там враг страны нашей — язычники, что турками называются.
Господа были весьма неравнодушны к красотам речи, особенно же к сравнениям, придумывать сравнения было и для них наиприятнейшим занятием; с чистым сердцем провозгласили они здравицу королю, прокричали «виват», постучали рукоятками сабель по столам с изогнутыми ножками. Однако на большее их воодушевления не хватило. А те силы, что предложено было объединить, стояли лагерем, разбросанные по тительревской равнине, и войско каждого вельможи было строго отделено от других, чтобы не слились даже случайно… Нет, не похвальное стремление спасти родину заставило их привести сюда своих дорогостоящих воинов, — каждый вельможа хотел лишь как можно громче поведать Собранию о том, что тревожит его сердце, сжимает грудь. Но каждый знал: если за тобой не стоит сила, кричи здесь хоть во всю глотку — все будет напрасно; зато как веско и гулко прозвучит даже стон паралитика и шепот немощного, если слова его подхвачены, повторены тысячами воинов, и чем больше тысяч, тем лучше.