Выходило так, что дача наша сохранилась, но пользоваться ею было невозможно, и везти Алексея Евграфовича на лето было некуда. Выслушав нас, представители власти города предложили нам взять в аренду от дачного треста, которому принадлежали все бесхозные дачи в дачных местах Карельского перешейка, подходящую нам дачу. Они обещали нам составить соответствующую бумагу, за которой нужно было потом съездить в Смольный к секретарю Попкова[528], а с этой бумагой поехать затем в Терриоки (теперешний Зеленогорск) к заведующему дачным трестом Нислину. Когда гости ушли, Алексей Евграфович, поволновавшийся и уставший, сразу лег отдыхать. Вечером пришел поздравить его В. Я. Курбатов, посидел около его постели. Алексей Евграфович вскоре уснул, а среди ночи меня разбудили: с Алексеем Евграфовичем сделался инсульт. Паралича у него не было, временно было помрачено сознание, было сильное возбуждение, он все время порывался встать, требовал свою папку. Кроме того, в результате инсульта у него прекратилось выделение мочи. Ходили к нему доктора, сестры вводили катетер. Возбуждение вскоре прошло, но с мочевым пузырем все оставалось по-прежнему. Доктора стали говорить, что лучше поместить его в больницу, чтобы он был под постоянным надзором врачей.
Пришлось согласиться, и Алексея Евграфовича устроили в Свердловскую больницу[529] в отдельную палату. В санитарной машине с ним поехала Мария Маркеловна, а я поехала следом на трамвае. Был конец марта, снег во дворе больницы таял, текли ручьи, с крыши висели сосульки. Палата, в которую поместили Алексея Евграфовича, была довольно большая длинная комната с двумя кроватями, на одну положили Алексея Евграфовича, а на другой спали мы с Марией Маркеловной, когда по очереди дежурили у него по суткам. Приходили мы утром, принимали дежурство, рассказывали Алексею Евграфовичу главнейшие политические и домашние новости, а затем отходили к окошку и старались использовать имевшееся в нашем распоряжении короткое время, чтобы повидаться и поговорить, потом расставались до следующего утра. Прямо из больницы я ехала в лабораторию, я договорилась с А. И. Якубчик, что буду работать через день. Особого ухода Алексей Евграфович не требовал, мы его кормили, помогали ему умыться, повернуться, исполняли его желания, разговаривали с ним, рассказывали все, что случалось за день. Он много лежал с закрытыми глазами, дремал. Я в это время или читала какую-нибудь книгу, или работала над диссертацией Г. А. Рудакова, сотрудника В. Е. Тищенко по Лесотехнической академии, подавшего на химический факультет к защите докторскую диссертацию.