Я любила гостей и часто, заслышав почтовые колокольчики, я подбегала к воротам посмотреть, не к нам ли едут, а возвращаясь с купанья или прогулки и видя следы колес около наших ворот, решала по их виду, оставлены ли они почтовой каретой или телегой кого-либо из поставщиков продуктов.
Я стала старше и чаще сопутствовала отцу в его летних развлечениях: удила с ним форелей в ручье и ходила с ним за грибами. У нас была еще одна общая забава: в начале лета отец нашел выпавшего из гнезда птенца зяблика, принес его домой, и мы с ним выкормили его. Любимой едой его были мухи, отец научил меня ловить их, осторожно подкрадываясь к сидящей мухе согнутой ладонью и ловя ее быстрым резким движением. Зяблики постоянно издают резкие короткие звуки, и мы назвали нашу птичку Фенькой. Фенька скоро стала летать по комнате, стала совсем ручная, садилась отцу на плечо или на голову и клевала его волосы. Мы увезли ее в город, и она много лет жила в клетке с другими моими птицами.
В конце августа начинали готовиться к отъезду: заказывали лошадей, упаковывали вещи, накануне отъезда относили взятую напрокат посуду и лампы и вечером освещались свечами, воткнутыми в пустые бутылки. Утром вставали с рассветом, складывали постели, я вооружалась ножницами и срезала все цветы для букета, который мы отвозили в город. Вот уже звенят колокольчики, карета и коляска у ворот. Больше всех волнуется мой Бой, я веду его на цепочке, в карете он устраивается у окна и смотрит на дорогу. Четверка лошадей быстро мчит нашу карету. На полдороге привал, через три часа мы в Вениберге, подают поезд, и через девять часов подъезжаем к Петербургу, в окно вагона видим встречающего нас Петра Малафеева. Карета уже ждет нас, дома нас встречает Мария Павловна. Напившись чаю, усталые, мы ложимся спать, а наутро начинается городская жизнь.
Андрюша уже гимназист, он с грустью вспоминает, как хорошо было в нашей школе. Таня Поленова еще не приехала, а Коноваловы уже в городе. Они каждое лето ездили в имение отца Варвары Ивановны Лозоватка, Верхнеднепровского уезда, Екатеринославской губернии. В этом году наша школа устраивается в другом месте, не у Поленовых, а у Каракаш. У них был собственный дом на 5-й линии, в одной из квартир которого они жили сами. Николай Иванович Каракаш[152] был родом с Кавказа, смуглый, горбоносый и черноглазый, он имел ярко выраженный восточный облик. Вера Ивановна была высокая, полная женщина с пенсне на близоруких глазах. Кроме Нины у них был сын Михаил[153], учившийся в гимназии, старше нас на два года. У нас с ним была постоянная война. Дело в том, что наши парты поставили в его комнату, ему это, конечно, не понравилось, и он требовал, чтобы мы, уходя, составляли их в угол, а мы этого не делали. Мы кончали занятия в 12:00, он обычно в это время был еще в гимназии, но иногда он приходил раньше и заставлял нас убирать парты. Мы же бежали в переднюю одеваться, он нас ловил, и у нас начиналось потасовка. Миша Каракаш унаследовал от матери прекрасной баритон и пел потом в Мариинском театре. Мы с Андрюшей ходили на его дебют, он пел партию Онегина и имел большой успех. Это был лучший Онегин, которого я слышала: молодой, высокий, стройный, красивый, он пел замечательно хорошо. Так странно было тогда вспоминать наши детские стычки.