— Что ты хотел сказать? — спросил он. — Не тяни резину.
— Дело в том, господин надзиратель, что, — Кудрявый оглянулся на Амадео и торжествующе улыбнулся, — я слышал, как Йохан Торн спорил с этим погибшим заключенным. Громко так, вот я случайно и подслушал.
— Правда? — Роджерс не отводил взгляда от Кудрявого, хотя все головы в шеренге повернулись к Йохану. — И о чем же они спорили?
— Да конечно об этом арист… ээ… об Амадео Солитарио, господин надзиратель.
— Да что ты… — начал Йохан, но Амадео наступил ему на ногу.
— Тише. Сделаешь только хуже.
— Но он…
— Я сказал, тише, Йохан. Ты тут ни при чем, вот и не веди себя, как виноватый.
Кудрявый глядел прямо перед собой, торжествующе улыбаясь. Роджерс некоторое время с неприязнью изучал его, затем отправил обратно в строй.
— Приму к сведению. А теперь разойтись! — рявкнул он. — Отбой.
Амадео и Йохан вернулись в камеру. Последний пылал праведным возмущением, однако Амадео успокоил его, сказав, что доказательств причастности к этому преступлению все равно нет. Кудрявому нужно было взбаламутить воду, вот и все, а, учитывая его персональную нелюбовь к Амадео, бить он будет не напрямую, а использует Йохана.
Парень успокоился и полез на кровать. Амадео, удостоверившись, что гнев друга остыл, тоже улегся. Вскоре в блоке погас свет, и с верхней койки донесся тихий храп. Сам же Амадео долго лежал без сна, но наконец задремал. И когда через два часа дверь камеры распахнулась, даже не пошевелился.
* * *
Амадео плавал в темной дымке сна и никак не мог проснуться. Чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог разлепить глаза.
— Солитарио! — рявкнул в ухо громовой голос. — Живо встал, или я тебя сам поставлю!
Амадео вздрогнул. Над ним возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой.
— Крепко же ты спишь, Солитарио. Как младенец. Неужели твоя совесть настолько чиста? Вставай.
Амадео поднялся и потер глаза, прогоняя сон. Второй надзиратель светил фонарем в камеру, заставляя щуриться.
— В чем дело?
— Что за чертовщина происходит? — Йохан сонно заморгал от яркого света, когда луч метнулся к нему.
— Солитарио, Торн, на выход, — скомандовал Роджерс. — Живее, я ждать не люблю.
Амадео потянулся за футболкой, однако второй надзиратель, Бенедикт, ударил его фонарем по руке. Дубинка, с которой он никогда не расставался, на этот раз болталась у пояса, а не крутилась в затянутой в перчатку руке.
— Не трать время, она тебе не понадобится.
Амадео прикусил губу. Удар пришелся по локтю и ощутимо отдался во всей руке от запястья до плеча. Спорить было себе дороже, поэтому он просто поднялся и вышел из камеры.