Листницкая согласилась поужинать с ним в кафе «Какаду» на углу Лермонтовской и Толстого. Вечер выдался прохладным, им принесли пледы, зажгли на столе свечи. Печальные звуки блюза и чернеющее за окном небо располагали к откровенному разговору по душам, когда хочется объясниться раз и навсегда, услышать окончательный приговор, завершить один жизненный этап и перейти к следующему.
— Нам обоим придется многое менять в нашей жизни, — неожиданно для себя сказал Павленко.
— Пожалуй, ты прав, — откликнулась Листницкая.
— Менять капитально, а не косметически. Я намерен уехать из Южнограда, начать все с чистого листа. И должен, понимаешь, должен понять, с тобой или без тебя.
Валерия нахмурила брови, стала объяснять холодно:
— Я же уже говорила тебе, Юра, что пока не готова…
— Помню, — перебил ее Павленко, — а я не готов ждать.
— Это что, такая угроза, шантаж?
— Думай, что хочешь. Но выбор делать тебе придется.
— Здесь и сейчас?
— Вот именно, здесь и сейчас.
Странная улыбка появилась на губах у Листницкой, она произнесла медленно:
— Хорошо, Юра, я согласна принять твое настойчивое предложение. Ты доволен?
Вместо ответа, Павленко молча поцеловал Валерии руку, достал из кармана пиджака изящную коробочку и протянул своей возлюбленной. Листницкая открыла ее и увидела обручальное кольцо. Она вдруг заплакала, потом вытерла слезы салфеткой и сказала:
— Вот так, все возвращается «на круги своя», снова Лермонтовская, снова Лера и Юра, снова признание в любви. Но тогда, в прошлой жизни, я тебе отказала.
— Ты сама сказала сейчас — в прошлой жизни. Она достигла предела, Лера, она закончилась, и Паши нет с нами и уже никогда не будет. С этим придется смириться.
— Да, ты прав. Я верю, что он изменял мне, и не один раз, что я не обязана скорбеть и помнить о нем, но…
— Что, Лера?
— Но мне будет трудно его забыть. Понимаешь, Громов сказал правильно: Павел Горелов был уникален, второго такого не найти.
— А я и не собираюсь походить на Пашу, — спокойно сказал Павленко, — я не хочу никому подражать, брать с кого-то пример. Мы оба начнем новую жизнь, Горелову в ней не будет места.
Листницкая молча кивнула…
Потом они долго гуляли по Лермонтовской. На небе засверкали звезды, задул легкий ветер, тихо шелестели на деревьях листья. Все главное было уже сказано, поэтому шли молча, каждый думал о своем.
Проводив Леру домой, Павленко направился в ночной бар. Он был возбужден, понимал, что просто так не успокоится, долго не сможет заснуть. В «Эдельвейсе» в переулке Соколова посетителей оказалось немного. Павленко сел у стойки, заказал бармену с тонкими усиками и небольшими бакенбардами коктейль с ромом Bacardi. Тот понимающе улыбнулся, долго смешивал ингредиенты, а поставив бокал перед Юрием, сказал многозначительно: