— Говорят, вы ушли не по-хорошему?
Белугин ответил с нескрываемой злостью:
— Да, если хотите знать — он меня вышвырнул пинком, как нашкодившего пса. Не приняв во внимание былую дружбу, былые совместные исследования. Понимаете, я, может быть, и погорячился, сорвался, но нельзя же так поступать с людьми! Павел очень изменился после того, как стал преуспевающим дельцом, появились у него вальяжность, пренебрежительность к старым знакомым, далеким от финансовых потоков. И еще — любая критика воспринималась как личное оскорбление, существовало только одно правильное мнение — генерального директора. Или ты его разделял, или — «до свидания, незаменимых в этой компании нет, кроме меня, Павла Валентиновича Горелова». Я цитирую практически дословно.
— Похоже, он вас сильно обидел, — заметил Сошников.
— Да не в обиде дело, я уж как-нибудь смирил бы чувство собственного достоинства. Но Горелов отправил меня на улицу, прекрасно понимая, что после сорока лет мало-мальски приличное по зарплате место найти крайне сложно, а у меня в тот момент ситуация — дети-студенты, жену сократили, она уже год стоит на бирже труда без особых шансов. Долго перебивался репетиторством, но это так, чтобы на хлеб и воду хватало. В школу идти я боюсь, не справлюсь с нынешними старшеклассниками, да и педагогического образования нет. Потом повезло, появилась вакансия старшего преподавателя на мехмате. Хотя, признаться, стыдно мне было возвращаться, как блудному сыну.
Белугин замолчал, полез в карман плаща и вытащил пузырек с миниатюрными белыми таблетками, положил одну из них под язык. Сошникову стало совестно, он извинился, что заставил своими вопросами так взволноваться собеседника, но Андрей Петрович произнес уже спокойным голосом:
— Ничего, все в порядке, я что-то разволновался, а ведь все в прошлом, и Паши нет уже в живых, Царство ему Небесное.
— Пожалуй, мне пора закругляться, извините, что потревожил вас.
— Да нет, почему же. Вас ведь интересует, конечно, мог ли я мстить Горелову, ведь в бульварной прессе появилась информация, ничем не подтвержденная, что его убили. Так вот, вы можете мне не верить, конечно, но я Павла Валентиновича не убивал и убийство его не организовывал, однако, скажу честно, и слишком печалиться по этому поводу не собираюсь. Это судьба, Горелов, на мой взгляд, перешел черту, которая отделяет нормального человека от холодного и расчетливого гуманоида. Его дед и отец были другими, настоящими интеллигентами, а значит, сочувствующими чужой беде. Но смерть стерла все наши ссоры, постараюсь забыть плохое и помнить только хорошее.