А год прошел, как этот поезд проклятый — с разбойничьим посвистом, высвистом, ветерком.
И я свободна, развернута и разъята.
И ты со мной практически не знаком.
Ты знаешь — они иногда приходят ночами, печальные, желтоглазые и чумные, они не шумят паркетом или ключами, они всегда бесплотны, всегда случайны, и, разумеется, грустные и немые.
Они не то чтобы призраки чьих-то мертвых, но редко носят тело, чтоб не мешало. И чтобы их выгнать — надо так мало, мало: вот спит твоя женщина теплая под одеялом, коснись ее локтя — и призраки сгинут к черту.
Они иногда обживаются в этом мире, готовят кофе, гуляют по воскресеньям. Они забывают, кто они — все четыре открыты им стороны света утром весенним. И если приходят — то редко и ненадолго. Почти во сне. Вот так посидит, не плача, а после бредет, и бредет, и бредет без толку, и всем-то приносит обиду и неудачу.
Готовлю кофе. Кутаюсь в одеяло. Пишу диплом и недавно покрасилась в рыжий. Однажды приходит ночь, говоря — иди же. И я иду — все тише, и тише, и тише, и сбрасываю тело, чтоб не мешало.
И в комнате, где ни разу и не бывала,
Смотрю на тебя с порога.
Ну не будить же.
…И такое оно прекрасное, наше лето —
Мы, когда умрем, поселимся в нем, пожалуй.
Вера Полозкова
Ну вот так и заканчиваются стрельба, беготня и спешка,
и река оседает камнями на берегах.
Стряхиваешь пепел. В балконную дверь кафешки
входит июнь на тонких дрожащих ногах,
одуванчиковых ногах.
Проходит легкий сквозняк. Сидишь, перелистывая
какую-то газету. Докуриваешь. Тишина.
Остается дождаться поезда. Остается выстоять.
У тебя в запасе остается несколько выстрелов
и вот это вот в телефоне «ты мне нужна».
У тебя остаются в заплечной сумке билеты.
Возвращаться не придется — в мире достаточно света.
А по земле, обратите внимание, проходит лето,
проносит мороженое на палочке.
И ты идешь на вокзал, хватая губами ветер,
чтобы сойти на неведомом полустаночке.
БАЛЛАДА ЧЕТЫРЕХ СТОРОН
И тогда он пошел на юг, и он шел семь дней,
пересохший воздух трескался от жары,
и земля в морщинах, и небо горело над ней,
и барханами длинными весь горизонт изрыт.
Он спросил у юга, где в этом мире Бог,
он просил отпустить его в зодиакальный круг,
мол, он слаб и устал, а на свете столько дорог,
он молился, колен не склонив, не сложивши рук,
только дюны песка расстилались на мили вокруг,
и тогда он пошел и навеки покинул юг.
Он пошел на восток. Он шел четырнадцать дней,
то пешком, то верхом, то забившись в вонючий трюм,
на востоке реки раздумчивей и синей,
небосвод спокоен, всевидящ, почти угрюм.
Он спросил у востока, есть ли на свете зло