Хроники внутреннего сгорания (Долгарева) - страница 30


нутро. Она вся такая звенящая — только тронь.

И он говорит: я пытался жить — по тебе, с улыбкой смотреть вперед,


этим птицам толстым булки крошить и загадывать желания на Новый


Год. Ведь такому, как я, не место с тобой. Я, говорит, злой.

Подступает к их голосам зима, омертвелой стоит стеной.

Не умею ломать себя, лучше — сам, все наладится, не робей (не умею


верить твоим небесам, не умею любить людей...)

У судьбы в руках мелькают блестящие спицы,


и от блеска небо безвыходней и бездонней..


В десять вечера им еще некуда расходиться,


и она до дрожи сжимает его ладони.

ты не молчи ты главное говори


знаешь они соскучились по тебе


свечками загораются снегири


на белизне опускающихся небес

просто побудь когда наступает ночь


с этими одинокими на земле


знаешь как горько в третьем часу одной


дым сигаретный едок и горек хлеб

если ты не умеешь ходить по воде


воду в вино и лечить телесную боль


дай им хотя бы тихий морозный день


дай им хотя бы знать, что они с тобой

если вся эта мутно-серая взвесь


если этот ребристый колючий лед


дай им хотя бы веру что кто-то есть


кто их всегда прощает и где-то ждет

Месяц — май, и листья клейко лоснятся, золотою нитью солнце к небу пришей. Я воюю против чудовищ — тех, которые снятся, тех, которые живут у тебя в душе.


У тебя есть, конечно, отличный мир, на ветру облака веснятся.


И чудовища снятся.

Месяц май, мне от роду двадцать.


Золоченый утренний миг.

Хлопает дверями балконными, долети, поднимись, дотянись. Это страшно — с чужими драконами. Никакой, понимаешь, брони. По-весеннему голые плечи, городская лежит тропа. Только шпагу держи покрепче, если некуда отступать.


Это как от пламени жидкого отмывать свое счастье куцее. Только, понимаешь, держи его и целуй в ключицу, прикусывая.

Месяц май, мне от роду двадцать, золотое утро, две чашки кофе, на стене твоя тень — горбоносый профиль. Я — уже могу ничего не бояться.


...Будет — май. Ударит дождем по кленам.


С головы до ног обрызгает новым миром.


И взлетают два золотых дракона.


Дай-то бог.


И ветер такой зеленый.


Дай-то бог, мой милый.

Вечер такой прозрачный,


со вкусом винным,


первый весенний вечер неизъяснимый.


Я не знаю, творим ли мы будущее


или просто видим,


когда сочиняем первые строки


своим любимым.

Впрочем, так и получается — сочинять губами разбитыми,


биться в стены и грабли — лишь бы не лгать.


Смелее.