Нет, я не знаю, кто ты для меня — иди один, пускай кораблик в воду, пусть будет путь тебе росой и медом, пусть мягко опускается ступня. И я не знаю, кто ты для меня.
Лети, лети, как бабочка на свет, как желтый лист по парковым перилам.
Не то чтоб я тебя когда любила — ты просто будь без горечи и бед. Лети, лети — как бабочка на свет.
А что умею я — идти сквозь лес, по бурелому и по бездорожью. Моя дорога — в голенище ножик, холодный ветер налетает дрожью. На память — на руке болит надрез. Все, что умею я — идти сквозь лес.
Иди, иди. Не знай о темноте, не знай о том, как хочется тепла, когда — кого угодно б обняла. Но есть — один лишь ветер да зола, и песня леса так глуха, хрипла — тут люди, если будут, то не те. Иди, не знай об этой темноте.
И знай: пока тепла моя рука, пока еще я обладаю речью, пока лицо почти что человечье — свети же мне. Свети издалека.
Когда же оступлюсь и захлебнусь, когда прибьюсь к летящей вечно стае — крылатый конь, и черен цвет плаща, и — ты позови меня. И обещаю:
я обернусь.
Я точно обернусь.
Мне было двадцать. Что я знал наверно — мой путь отделен и неповторим, я не искал бордели и таверны, я презирал и смех, и яркий грим. Я не желал еды, питья и самок, пренебрегал словами ворчунов. Я рыцарь. Я искал свой Белый Замок. Единственный на свете Белый Замок, что соткан из мечты и детских снов.
Я точно знал — он есть на этом свете, посколько без него — зачем? Зачем? 3ачем все это — города и дети, и море, и искринка на мече? И я сжимал ладонь себе до хруста, и все сильней натягивал узду. Я знал, что без него на свете пусто. И точно знал, что я его найду.
Мне было двадцать пять. Я шел лесами, продав коня за пригоршню монет, в глазах темнело, ветры выли псами, и тьма нехорошо смотрела вслед. Ложились камни на мою дорогу. Ложились шрамы на мое лицо. И было страшно — но совсем немного: а вдруг сейчас закончусь я — и все?
Я кашлял кровью в темноте под градом, в жару метался на сырой траве. Я верил: Замок есть. И где-то рядом. Еще чуть-чуть дойти — и будет свет, и будет он — высокий и звенящий, уйдет болезнь, уйдет и ночь, и страх. И наступило солнце. И над чащей я видел тень его на небесах.
Мне было тридцать. Я прошел навылет всю Землю, словно хищная стрела. Но замок мой, из снов и света вылит, никто не видел. Тропы да зола. Скрипела кожа моего седла.
На берегу у моря были дети. Играли, пели. Я сошел с коня. И золотом в вечернем теплом свете дорога расстилалась для меня. И посреди игрушек и панамок мальчишка строил башню на песке. И я узнал — то был мой Белый Замок, единственный на свете Белый Замок, тот, что всегда таился вдалеке.