Хроники внутреннего сгорания (Долгарева) - страница 81


Если скажут, что он гениальный художник, то вы не верьте.


Он когда-то был им. А нынче уже не годен.

Старший брат идет по улице, руки в карманах,


осенью так резок,


назойлив ветер.


Старшего не любит никто почти на планете,


только младший брат


и почему-то дети,


бегают, смеются — «Дядь Андрюша, хочешь конфету?».


У него глаза усталого наркомана


и еще на поясе два пистолета.

Их обоих молва не любит, боятся люди


фантазеры всегда по другую сторону зла.


Говорят, что младший когда-то придумал чудо


на которое даже смерть только глянула —


и ушла.


А у младшего руки все тоньше, тоньше,


все заметнее, какой он бледный, уставший, тощий,


он глядит в осеннее небо, как из-под толщи


прошлогоднего льда:

«Ну бери меня, ну бери,


только чудо мое не трогай,


присмотри за ним, присмотри,


ведь любая мечта сбывается там, внутри,


там играют дети, там вечно заря горит...»


И отсчитыват мгновения:


Раз.


Два.


Три.

И мгновения вытекают, словно иприт.

Старший бегает, ищет, где бы добыть лекарства,


может быть заколдованную настойку,


может, таблетки,


чтобы этот чудак увидел весной акации,


чтоб дожил и не расплескался,


чтоб увидел степную траву и сирени ветки.

Говорят, что тот, кто смерть повидать успел,


кто стоял среди черных орудий и мертвых тел,


у кого стекала по пальцам кровь —


мол, и жизнь он видит яснее, словно прозрел,


говорят, что Каин был земледел,


а Авель резал коров.

Но еще говорят, что в мире


места нет чудесам,


если душу туда источил, то виновен сам,


Говорят, что чудо — это источник бед


и должно быть истреблено:


огонь,


динамит.


Младший брат улыбается небу вслед:


он второго такого не сочинит.

Старший брат берет пистолет.

Говорят, что тот, кто ближе ходил со смертью,


будет сторожем младшему в черной земной круговерти,

и прикроет,


и сохранит...

7. ГЕНЕРАЛ И САМОЗВАНКА


I


Этот мир стоит на крови,


на костях,


на жертве.


Кто-то приносит в жертву себя, а кто-то других.


Это правильно: так входит кинжал под дых,


так на кресте умирают


ради прощения малых сих.


Так встают на последний путь — и бьет по глазам прожектор,


и становится не до тревог земных.

Но еще говорят: если старое выжечь дотла,


перекопать снарядами на метр в глубину,


то волшебный кристалл,


или песня


или странные зеркала


будут строить вокруг себя другую весну,


новый мир, где прямы дороги, чисты колодцы,


где ничем


никому


никогда


пожертвовать не придется.

верь мне, верь, —


возможно на свете всё,


и огонь, и кровь, и высокая синева,


верь мне — даже если не повезет,


даже если я неправа.

И она стоит перед ним, говорит ему,


он кладет ей руки на плечи и спрашивает: ты святая?


И в степи сквозь осеннюю


выгоревшую тьму