Горожане ропщут, город больной расколот, на доске друг с другом сходятся два ферзя.
«Ты иди. Выручай этот чертов город.
Мне нельзя».
И глядит ему вслед, и кутается, и стынет, не смотри на нее, уж лучше глаза закрой.
Пробиваются в городе стебли степной полыни, на земле проступает кровь.
4. ИНКВИЗИТОР
Она выходит на станции, дальше идет пешком.
Перед ее приходом ежится каждый дом,
о ней говорят вполголоса,
шепотком,
лучше — с закрытым окном,
самый умный — тот, кто всегда молчит.
Она приходит, отражаясь сразу во всем,
бубновым тузом,
черным ферзем.
Гамбит.
Она приходит. Замирают, молчат дома.
В свете фонарей — извилистая дорога.
Нечего взять с меня, руки пусты, пусты закрома,
проходи, не трогай.
Она идет по улице, прямая, словно солдат,
и все молчат.
Не говори, не думай, по имени не зови,
старые сказки замешаны на крови,
старые сказки знают: не верь приходящим с севера,
двери закрой, постучи по дереву, нить порви.
Утро приходит ознобом и небом серым,
утро невозможно остановить.
Ветром и тусклым светом на зданиях оседает,
от росы трава тяжелая и седая.
Она выходит на улицу, гаснет свечи фитиль,
на ее дороге ветер гоняет пыль.
Миттельшпиль.
Город сутул, некрасив, уныл и помят,
кутается в причудливый листопад.
В старом пустом соборе звучит набат,
люди собираются
и молчат.
Это — эндшпиль,
развязка,
наконец — долгожданный финал,
это — взвешивается, кто здесь и как играл.
И она к толпе опускает тяжелый взгляд.
Говорит:
— Выбирайте сами.
И все молчат.
5. ГЕНЕРАЛ БЛОК
Догорел костер, и угли уже остыли.
Это все во сне.
Поезд проходит осеннее утро навылет,
по костям степи,
по мареву из полыни,
по тишине.
В степи выставляют посты, выгружают орудия,
в городе просыпаются люди.
И становятся слышно первые истошные голоса.
Вокруг города дорога завязана, как петля.
У генерала — словно запылившиеся глаза:
выжженная земля.
Говорят, что если чума — то звучит труба:
запрещенные чудеса или тайная ворожба,
или что-то такое, чему на свете никак бывать не судьба:
странная песня, система зеркал
или волшебный кристалл.
Говорят, что если внимательным быть, то все же
можно эту заразу вовремя уничтожить,
и все будет как раньше, и все останутся жить.
Генерал молчит. Минутой раньше, минутой позже.
И сжимает руки до синих жил.
Он знавал сраженья, раны, беду и зной.
И большая степь лежит за его спиной.
Выжженные травы да перегной.
6. БРАТЬЯ СТАМАТИНЫ
Младший брат, как всякий творец, — он почти бессмертен,
не боится темных улиц и подворотен,
как он синеглаз, улыбчив и беззаботен
в этом захолустье, в чумной круговерти,
в этом темном омуте, где тихо смеются черти.