Наверное, мои глаза сейчас напоминали блюдца. Мне же не послышалось? Нет? Точно не послышалось. Я вцепилась в плечи брата.
— Что? Тебе плохо? Больно?
Правда состояла в том, что я понятия не имела, что у него может болеть. Я вообще ничего о нем не знала! И о его состоянии тоже. За все мои девятнадцать лет мы и слова друг другу не сказали. До этого момента. Невероятным казалось уже то, что вечно спящий Грайан вообще знал, что у него есть сестра.
Я.
— Грайан!
Он уже отключился.
Проклятые россыпи!
Я разжала пальцы, отпуская его плечи, и беспомощно отступила на шаг.
Не похоже, что ему больно. Красивое лицо выглядело бледным и изможденным. Под глазами хорошо просматривались синюшные круги. Или это ресницы отбрасывают тени? Ничего не понимаю.
— Этта? — Мамин голос заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. — Зачем ты сюда вошла?!
— Я… — в горле вдруг пересохло. Говорить ей или не говорить? — Он звал. Или мне показалось.
Она уже не слушала. Ее взгляд был направлен прямо на осколки и пятно.
— Это ты сделала?!
— Нет!
Ну конечно! Что еще она могла подумать?
— Нарочно, да? — Меня больно схватили за локоть и хорошенько встряхнули.
— Нет же! — От обиды слезы на глаза навернулись. — Там на окне защелка сломалась. Наверное, пузырек упал из-за ветра.
Звучит безумно, но иного объяснения в голову не приходит.
Только бы не расплакаться!
Я старалась смотреть в сторону.
— Глупее оправдания не придумала? — Она встряхнула меня еще раз. — Зачем ты это сделала? Случайно? Или задумала навредить больному брату?
Капелька скатилась по щеке и упала на пол.
Не знаю, что бы я ответила.
Что на такие обвинения вообще можно ответить?
И что у нас здесь вообще происходит? В смысле, что с Грайаном?
Повисшую на несколько мгновений тишину взорвал звон бьющегося стекла. Мы с мамой одновременно повернулись к окну. Плющ… Хоть окно и было приоткрыто, он зачем-то разбил стекло. Зеленый побег со свистом устремился к нам и плетью обвил мамино запястье. Она зашипела и сразу же отпустила мой локоть.
Сама жизнь, кажется, на мгновение застыла.
Тихий вскрик меня отрезвил.
— Отпусти ее! — Я вцепилась в плющ. — Все. Она больше не будет меня трогать.
— Вырву с корнем, пакость такая! — Злость уже была направлена не на меня.
Спускать угрозы плющ не собирался и сжал сильнее.
Мама неприлично выругалась. Я и не подозревала, что она знает такие слова.
— Прекрати, ты его только больше пугаешь! — взмолилась я. И уже плющу: — Ты тоже! Брысь на улицу! Все нормально, мы всегда так общаемся.
Некоторое время ничего не происходило. Наконец, медленно, будто нехотя, плющ уполз.