Вначале героиня предстает безусловной жертвой, причем не только и не столько уродливых социальных отношений, но и своего спасителя:
Но не знала меня ты в то время.
Ты подумать тогда не могла,
Чтобы тот отягчил твое бремя,
В ком ты миг облегченья нашла;
Чтобы тот, кто тебя от паденья
Спас в горячих объятьях своих,
Чтоб тебя он привел к преступленью
Против чувств твоих самых святых.
Ты ошиблась, ошиблась жестоко…
Много слез ты со мной пролила,
Ты во мне ту же бездну порока,
От которой бежала, нашла.
<…>
«Отчего ж ты меня не целуешь?
Не голубишь, не нежишь меня?
Что ты бледен? О чем ты тоскуешь?
Что ты хочешь? – всё сделаю я…»
Нет, любовью твоей умоляю,
Нет, не делай, мой друг, ничего…
Я и то уж давно проклинаю
Час рожденья на свет моего…
[60]В этом, самом трагическом из стихотворений «грюнвальдского цикла» спасающий оказывается порочнее спасаемой. Такая трактовка идет вразрез со сценарием, освященным влиятельной литературной традицией. В знаменитом стихотворении Некрасова «Когда из мрака заблужденья…» (1847) героиня «освятилась и спаслась», войдя «хозяйкой полною» в дом лирического героя, нравственность которого не подвергается никакому сомнению. Добролюбов же в этом автобиографическом стихотворении отвергает счастливый и бесконфликтный исход отношений, описанный у Некрасова, пытаясь зафиксировать в тексте и сублимировать собственные мучительные переживания, связанные с драматическим поворотом в их с Терезой отношениях. Его стихотворение повествует о том, как героиня, ради любви к своему спасителю, пошла у него на поводу и совершила «преступление» против самых святых чувств – материнских, т. е. аборт. Размышления Добролюбова на эту тему были, судя по всему, настолько мучительны, что спровоцировали сильнейший приступ раскаяния в собственном недавнем раздражении и тех упреках, которые он бросал возлюбленной. «Несколько дней уже я хожу как помешанный… Недавно случилось одно обстоятельство, в котором я оказался таким серьезным мерзавцем, что все литературные мерзости, которые на меня возводят, ничто уже перед этим», – 1 августа писал Добролюбов близкому институтскому приятелю А. П. Златовратскому, очевидно, имея в виду то давление, которое он оказал на Терезу[61]. Угрызения совести в итоге привели Добролюбова в начале августа 1858 г. к непростому решению – жениться на Грюнвальд. Сообщил он об этом только самому близкому человеку – старшему товарищу по «Современнику» Чернышевскому, который в начале августа несколько раз ездил в Новую Деревню разговаривать с Терезой Карловной (упоминания об этом см. в ее письме № 4, с. 99), после чего 11 августа 1858 г. написал Добролюбову следующее письмо: