Приехавши в Дерпт, я сейчас же начала учиться и внесла за полгода 62 р[убля] с[еребром] и когда держала экзамен, опять внесла 62 р[убля] с[еребром]. Что же было там делать без места, а я хотела поступить в Клинику, потому что частное место там не стоит заниматься, поэтому я обратилась с просьбой в Клинику, а мне место не давали, потому что там есть Дерптские акушерки, поэтому я заняла денег 800 р[ублей] с[еребром], и только потому что Н[иколай] А[лександрович] писал мне, чтобы я подождала, он хотел прислать. Тут же случилось несчастье[: ] он помер. Потом Вы были так добры и прислали мне 500 р[ублей] с[еребром]. Я сейчас отдала их и осталась 300 р[ублей] с[еребром] должна (с. 186–187).
Нюанс заключался в том, что годом ранее в письме тому же Чернышевскому от 12 марта 1862 г. (№ 44) Грюнвальд радостно, с облегчением и благодарностью сообщала, что погасила все долги (с. 181). Легко догадаться, что невесть откуда взявшийся долг 1862 г. в 300 рублей был не что иное, как текущий ее долг в 228 рублей, только слегка округленный. Это, пожалуй, первая настолько вопиющая нестыковка в письмах Грюнвальд, что Чернышевский мог начать серьезно подозревать ее в обмане. Начиная с момента подачи против Терезы судебного иска летом 1863 г. она была вынуждена действовать еще более прагматично и решать более серьезные проблемы (изыскивать необходимую сумму и расплачиваться с долгами). Для этого ей приходилось балансировать на грани правдоподобия и в то же время сохранять лицо в переписке с Чернышевским и Добролюбовым. Очевидно, что делать это ей удавалось все хуже и хуже.
В том же письме (№ 48) Тереза давала волю своей фантазии и уверяла адресата, что стоит только ей оплатить дерптские долги, как она сможет вернуться в Петербург и практиковать там акушерство, поскольку платят в столице больше, а «в Дерпте платят подарками» (хотя ранее она утверждала обратное). И далее:
Мне здесь есть 2 случаи, где я надеюсь получить и более 300 р[убля] с[еребром], но это только нужно еще дожидаться. 2 или немного так 3 недели, а до этой поры я не знаю, что мне делать <…> Здесь я могу занят[ь]ся и моя тетушка мне будет рекомендовать больных, потому что сама стара и не имеет силы (с. 187).
Все, что мог Чернышевский сделать для нее из каземата, – переадресовать ее просьбу Пыпиным. Те не были богаты и в ответ на настойчивые письма Грюнвальд (№ 49–50) всего лишь посочувствовали ее благим намерениям, поскольку Чернышевский предупредил их в письме: «Всё это очень может быть не больше, как обманом каких-нибудь плутов или плутовок, водящих ее разными пустыми обещаниями и выманивающих у нее деньги»