1984 (Оруэлл) - страница 113

Но также было ясно и то, что рост всеобщего благосостояния угрожает иерархическому обществу разрушением, а в некотором смысле он и есть разрушение. В мире, где никто не работает подолгу, где у всех есть еда и где каждый живет в доме с ванной и холодильником, где личный автомобиль и даже самолет не являются привилегией, самая очевидная и, возможно, самая важная форма неравенства уже исчезла. Будучи всеобщим, благосостояние перестает быть причиной различий. Несомненно, можно представить общество, в котором богатство (в смысле личное благосостояние и предметы роскоши) распределено равным образом, в то время как власть остается в руках маленькой привилегированной касты. Но на практике такое общество долго бы не просуществовало. Поскольку, если бы все равным образом смогли наслаждаться досугом и безопасностью, огромные массы людей, обычно задавленных бедностью, стали бы грамотными и научились бы самостоятельно мыслить; и как только бы это произошло, они рано или поздно бы поняли, что привилегированное меньшинство в сущности ничего не делает, и тут же свергли бы его. В долговременной перспективе иерархическое общество способно существовать только на основе бедности и невежества. Возврат к аграрному прошлому, о котором мечтали мыслители начала двадцатого века, не представляет собой практического решения. Он входит в противоречие с тенденцией к механизации, которая почти во всем мире стала квазиинстинктом; кроме того, любая страна, отстающая в индустриальном отношении, беспомощна в военном смысле и попадает под власть – прямую или косвенную – более технически подкованных соперников.

Решение держать массы в нищете посредством ограничения выпуска товаров тоже не оправдало себя. Именно это было широко распространено в последний период развития капитализма – примерно с 1920 по 1940 годы. Экономика многих стран пришла в упадок, земли не обрабатывались, средства производства не обновлялись, широкие слои населения страдали от безработицы и кое-как жили за счет государственной благотворительности. А еще это вело к ослаблению военной мощи и, так как лишения не были вызваны явной необходимостью, к возникновению неизбежной в таких случаях оппозиции. Вопрос заключался в том, как сохранить поступательное движение индустрии вперед, но при этом не увеличивать реальное благосостояние в мире. Товары должны производиться, но их нельзя распределять. И на практике единственным способом достижения этого являются бесконечные военные конфликты.

Важнейшей составной частью войны является разрушение – не обязательно человеческих жизней, но и продуктов человеческого труда. Война есть способ рвать на куски, распылять в стратосфере или топить в морских глубинах все то, что в ином случае могло было быть использовано для слишком комфортной жизни масс, и, следовательно, в перспективе – для развития у них излишнего разума. Даже когда военное оружие в действительности не уничтожается, его производство все равно является удобным способом использования рабочей силы таким образом, чтобы она не производила то, что может быть потреблено. Плавучая Крепость, например, требует такого огромного количества труда, что его хватило бы на строительство нескольких сотен грузовых судов. А она в конечном итоге утилизируется как устаревшая, так и не принеся никому пользы, и дальше опять нужны огромные трудовые затраты на возведение очередной Плавучей Крепости. С точки зрения теории военные усилия всегда планируются так, чтобы поглотить любые излишки, которые могут остаться после удовлетворения самых минимальных потребностей населения. На практике потребности населения всегда занижаются, в результате чего возникает хронический дефицит в удовлетворении половины первоочередных нужд; но это считается преимуществом. Это намеренная политика: держать даже привилегированные группы где-то на грани лишений, потому что общая скудость ресурсов в государстве увеличивает важность мелких привилегий и, следовательно, усиливает различия между слоями населения. По стандартам начала двадцатого века даже член Внутренней партии ведет аскетическую и трудную жизнь. Тем не менее, те немногие предметы роскоши, которые он имеет: большая, оборудованная всем необходимым квартира, лучшая по качеству еда, напитки и табак, два-три слуги, личный автомобиль или вертолет – все это совершенно отделяет его от члена Внешней партии; члены Внешней партии имеют такие же преимущества по сравнению с низшими массами, которые мы называем пролами. Социальная атмосфера подобна жизни осажденного города, где наличие куска конины обозначает разницу между бедностью и богатством. В то же время осознание того, что идет война, а значит, ты в опасности, приводит к восприятию передачи всей полноты власти маленькой касте как естественного и неизбежного условия выживания.