– Еще раз, – произнес О’Брайен.
Боль накрыла тело Уинстона. Наверное, стрелка сейчас на семидесяти или семидесяти пяти. На сей раз он закрыл глаза. Он знал, что пальцы опять перед ним и что их четыре. Для него сейчас имело значение лишь одно – выжить во время спазма. Он уже не понимал, кричит он или нет. Боль снова ослабела. Он открыл глаза. О’Брайен отвел рычаг назад.
– Сколько пальцев, Уинстон?
– Четыре. Полагаю, что их четыре. Если бы мог, то увидел бы пять. Я стараюсь увидеть пять.
– А чего вы хотите: убедить меня, что видите пять, или на самом деле увидеть пять?
– Хочу на самом деле увидеть.
– Еще раз, – сказал О’Брайен.
Стрелка наверняка дошла до восьмидесяти-девяноста. Уинстон уже не всегда понимал, почему ему больно. За крепко зажмуренными веками лес пальцев, казалось, кружился в каком-то танце – скручиваясь и раскручиваясь, пальцы прятались друг за другом и затем появлялись вновь. Он пытался сосчитать их, но не мог вспомнить зачем. Он знал лишь, что сосчитать невозможно и что между четырьмя и пяти существует какое-то таинственное равенство. Боль снова отступила. Открыв глаза, он обнаружил, что он по-прежнему видит то же, что и раньше. Бесчисленные пальцы расползались в разных направлениях, скрещивались и сплетались, словно движущиеся деревья. Он снова закрыл глаза.
– Сколько пальцев я показываю, Уинстон?
– Не знаю. Я не знаю. Еще раз – и вы убьете меня. Четыре, пять, шесть – я, правда, не знаю.
– Уже лучше, – заключил О’Брайен.
Игла скользнула в руку Уинстона. И почти сразу же благодатное, целительное тепло разлилось по всему его телу. Он почти забыл о боли. Он открыл глаза и с благодарностью посмотрел на О’Брайена. При виде тяжелого, с резкими чертами лица, такого безобразного и такого умного, его сердце, казалось, ожило. Если бы он мог пошевелиться, то вытянул бы руку и положил бы ее на руку О’Брайена. Он никогда не любил его так сильно, как в эту минуту, и не просто потому, что тот прекратил боль. Старое чувство вернулось к нему: на самом деле неважно, друг О’Брайен или враг. О’Брайен был человеком, с которым он мог разговаривать. Может быть, людям нужна не столько любовь, сколько понимание. О’Брайен с помощью пыток довел его до границы безумия, и еще немного – и он наверняка отправит его на смерть. Но какое это имеет значение. В каком-то смысле между ними больше, чем дружба, они близки, и где-то там или здесь существует такое место, где они могли бы встретиться и поговорить. О’Брайен смотрел на него сверху с таким выражением лица, словно он думал о том же самом. Когда он заговорил, то голос его звучал спокойно, как будто они просто беседовали.