– Цилиндры – это не так уж важно, – терпеливо заметил Уинстон. – Суть в том, что эти капиталисты – они, некоторые адвокаты, священники и так далее – были хозяевами земли. Все существовало лишь для их выгоды. Вы – простые люди, рабочие – находились в рабстве у них. И они могли делать с вами, что им вздумается. Могли вас отправить на корабле в Канаду, как скот. Могли спать с вашими дочерьми, если те им приглянутся. Могли приказать, чтобы вас выпороли такой штукой под названием плетка-девятихвостка. И вы должны были снимать шляпу, когда проходили мимо них. Каждый капиталист разъезжал с кучей лакеев, которые…
– Лакеев! – воскликнул он. – Как давно я не слыхал этого слова. Лакеи! Будто в молодость возвращаешься, о как. Помню, ох, много-много лет назад я, бывалоча, в воскресенье после обеда ходил в Гайд-парк послушать, как чуваки говорят разные речи. Армия спасения, римские католики, евреи, индусы – кого там только не было. И был один парень – ну, имени я его тебе не назову, однако, правда, сильный оратор. Задал всем перцу! «Лакеи! – говорит. – Лакеи буржуазии! Прислужники правящего класса!» Паразиты – о, еще как называл. И гиены, точно помню: называл их гиены. Конечно, это все о лейбористах, да ты знаешь.
Уинстону казалось, что каждый из них говорит о своем.
– Я на самом деле вот что хотел узнать, – сказал он. Как вы думаете, сейчас у вас больше свободы, чем тогда, в прежние времена? И с вами лучше обращаются как с человеческими существами? Тогда богатые люди, те, которые в цилиндрах…
– Палата лордов… – погрузился в воспоминания старик.
– Палата лордов, если хотите. Я вот о чем спрашиваю: действительно эти люди обращались с вами как с низшими просто потому, что они были богатыми, а вы бедными? Правда ли, например, что вы должны были обращаться к ним «сэр» и снимать шляпу при встрече с ними?
Старик, похоже, крепко задумался. Он осушил около четверти кружки и лишь потом приступил к ответу.
– Да, – произнес он. – Любили они, чтобы ты коснулся шапки при встрече. Показал уважение. Лично мне это было противно, но и я подчинялся. Должен был, как ты говоришь.
– И было принято – я сейчас только цитирую то, что прочел в учебниках по истории, – чтобы эти люди и их слуги сталкивали тебя с тротуара в канаву?
– Один как-то раз столкнул меня, – ответил старик. – Помню, будто было вчера. Ввечеру после гребных гонок – после гребных гонок страшно гуляли, шумели – налетел я на одного малого на Шафтсбери-авеню. Такой, из джентльменов, одет в рубашку, цилиндр на нем и черное пальто. Мотался по тротуару зигзагом, и я налетел на него случайно. Говорит мне: «Смотри, куда прешь», – говорит. А я ему: «Ты че, купил тротуар, мать твою?» А он мне: «Я тебе, мать твою, голову сейчас сверну, не борзей». А я ему: «Да ты пьян. Я тебя полиции сдам сей минут», – говорю. И ты веришь мне, он хватает меня за грудки и толкает так, что я едва под колеса автобуса не угодил. Так-то я молодой был тогда, ну, и чуть было не навалял ему, только…