Уинстон не стал покупать гравюру. Она была бы еще более несуразным приобретением, чем стеклянное пресс-папье; и как ее нести домой, разве что вытащить из рамы. Однако он задержался еще на несколько минут, чтобы поговорить со стариком, чье имя, как он обнаружил, было не Уикс (о чем можно было подумать, глядя на надпись на вывеске магазина), а Чаррингтон. Оказалось, что мистер Чаррингтон – вдовец, ему шестьдесят три года, и он живет при магазине уже тридцать лет. Все это время он собирается сменить имя на табличке, но никак руки не доходят. Между тем в голове Уинстона звучали обрывки детского стихотворения. «Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны, колокол Сент-Мартина требует три фартинга!» Интересно, когда ты эти строчки повторяешь про себя, кажется, словно и правда слышишь звон колоколов – колоколов пропавшего Лондона, который все еще где-то существует, невидимый и забытый. И ему чудилось, будто колокольни-призраки начинают звонить одна за другой. Однако, насколько он помнил, он никогда не слышал церковного колокольного звона в реальной жизни.
Он вышел от мистера Чаррингтона и спускался по ступенькам в одиночестве: не хотел, чтобы старик заметил, как он осматривает улицу прежде, чем шагнуть за дверь. Он уже решил, что через достаточный промежуток времени – скажем, через месяц – он рискнет снова посетить магазин. Скорее всего, это не более опасно, чем пропустить вечернее мероприятие в Центре. Какая невероятная глупость – вернуться опять сюда после покупки дневника, не зная при этом, можно ли доверять хозяину магазина. Однако!..
Да, снова подумалось, он придет сюда. Он купит очередную прекрасную безделушку. Он купит гравюру с Сент-Клементом Датским, вытащит ее из рамки и, спрятав под куртку комбинезона, унесет ее домой. Он вытащит забытые строки стишка из памяти мистера Чаррингтона. И в его голове на секунду опять промелькнул безумный проект аренды комнаты наверху. Восторженное состояние вселило в него беспечность секунд на пять, и он ступил на тротуар, бросив перед этим лишь беглый взгляд в окно. Он даже начал напевать про себя на придуманный мотивчик:
Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны,
Колокол Сент-Мартина требует…
Вдруг у него сердце в пятки ушло и все сжалось внутри. По тротуару двигалась фигура в голубом комбинезоне, не более чем в десяти метрах от него. Да это же девица из Департамента художественной литературы, девушка с темными волосами. Свет не горел, но он без труда узнал ее. Она посмотрела прямо ему в лицо, а затем резко ускорила шаг, будто не заметила его.