– Его сын произнес очень классную речь, – отмечает Марианна.
– Угу, хоть и чересчур уж коммунистическую для старого священника – явно не богослова освобождения.
Она внимательно смотрит на него:
– Ты когда-нибудь задумываешься о смерти, Саймон?
– Конечно нет. Мне пофиг как и где, был бы рядом священник.
– Серьезно?
– Раскаяние на смертном одре, победный гол Дейви Грея в игре жизни под самый конец дополнительного времени – так я себе представляю. Протестантам просьба не беспокоить.
– Эй! – толкает его Марианна. – Меня крестили в Церкви Шотландии!
– Нет ничего сексуальнее, чем шотландская протестантская чикуля с такой жопой, как у тебя. Вот погоди, я поставлю тебя в позу шестнадцать девяносто!
– Ого, а это чё такое?
– Шестьдесят девять, но по сторонам стоят худющий мудак и жирный пиздюк и просто смотрят, как ты жаришься, ну, может, еще бычка доят.
Влюбленные петляют по Хендерсон-стрит и решают зайти в рыбный ресторан на набережной. В благоприятной обстановке с видом на реку Больной после минутного раздумья продолжает еще бурнее выражать эмоции:
– Бедняга Рентон без гроша за душой, – он наливает альбариньо, – теперь у него ни пенса, хоть он и подло на меня напал. Поди-ка, он и правда считает, что меня это колышет: приятно было выставить его фортовским гопарем, какой он и есть на самом деле, сбить с него этот убогий культурный апломб. К югу от Джанкшн-стрит Лит плодит одних отморозков, а к северу от этого великого культурного водораздела – сплошная утонченность слева по борту.
– Да вы ж оба с вонючих раёнов, – смеется Марианна.
– Угу, но Форт-хаусу до Кейблз-уинд-хауса как до неба. Один снесен, а другой стал охраняемым зданием и считается важной частью архитектурного наследия нашего города, – заносчиво парирует Больной. – Нечем крыть.
Затем Саймон Уильямсон встает и направляется в туалет. Смотрит на себя в зеркало. После второго раза нос стал ровнее. Экстренная операция в Королевской была мучительным кошмаром, после нее клюв все равно оставался на боку. Не считая эстетической неприемлемости, дышать через одну ноздрю оказалось трудновато. Ну и про снежок можно было забыть. Поэтому Уильямсону пришлось обратиться в частную клинику и переделать нос под общим наркозом в хэмпстедской «Роял фри». Но с ним хотя бы нянчилась Марианна. У Больного теперь перед ней преимущество.
– Я знаю, что вы спали с этим вероломным рыжим говнюком, миледи. Конечно, я сохраню эту информацию в тайне и позволю вам баловать меня, заглаживая вину. Ну а ебаный Рентон…
Марк Рентон находится в маленькой гостинице на другом конце Лита и беседует с родней Спада, своим отцом, Викки Хопкёрк и Гэвином и Эми, братом и сестрой Темперли. Мочевой пузырь беспокоит все настойчивее, и Рентон направляется в туалет. Путь ему преграждает мужчина, похожий на труп: он словно исхудал от какой-то страшной, изнурительной болезни. Скалит верхние зубы в ухмылке мертвеца: