— Кофе пить не буду. Полиция не приходит после обеда, если нет ничего срочного, а у меня своего рода свидание.
Он проворчал:
— Смогу ли я связаться с тобой?
— Конечно. Звоните миссис Вальдон. Телефон записан на карточке.
Он пристально посмотрел на меня:
— Разыгрываешь? Ты же сказал, она испугалась, но ты успокоил ее. Что, недостаточно?
— Нет, сэр, вполне. Но теперь она переживает, что вы можете отказаться от расследования. Просила прийти к ней после разговора с вами и сообщить, как вы решили.
— Фу!
— Поймите, она ведь не знает вас так хорошо, как я. Да и вы не знаете ее так, как я.
Я положил салфетку на стол и удалился.
Кремер пришел во вторник, третьего июля, в четверть двенадцатого утра. Когда раздался звонок в дверь, я говорил по телефону. Беседа была личная. Еще в мае я получил приглашение провести пять выходных дней, перед Четвертым июля[3], в загородном доме одного приятеля в Уэстчестере. Но затянувшиеся поиски матери вынудили меня отменить поездку, и теперь приятель звонил и напоминал, что если я все же появлюсь у него хотя бы четвертого, меня будут ждать коробка хлопушек и игрушечная ракетница.
— Знаешь, — сказал я ему, — я бы с удовольствием приехал, но сейчас у нас на крыльце стоит сержант полиции, а может быть, сам инспектор, и ему не терпится войти. Вероятно, придется провести ночь за решеткой. До встречи в суде!
И повесил трубку. Позвонили еще раз. Я вышел в холл, чтобы посмотреть сквозь полупрозрачное стекло. У двери стоял Кремер. Когда я сообщил об этому Вульфу, он промолчал и только сжал губы. Широко распахнув входную дверь, я жизнерадостно поприветствовал гостя:
— Добро пожаловать, мистер Кремер. Мистер Вульф немного сердится. Он ждал вас вчера.
Большая часть этих слов пропала впустую, так как была произнесена уже в спину Кремеру, быстро прошагавшему в кабинет. Я вошел следом. Инспектор снял и положил на этажерку старую фетровую шляпу, которую носит круглый год и в любую погоду, не спеша уселся в красное кожаное кресло и пристально посмотрел на Вульфа. Вульф в свою очередь пристально посмотрел на инспектора. Добрых пять секунд они пялились друг на друга. И это не было соревнованием по игре в гляделки; ни один из них не пытался заставить соперника отвести взгляд — просто профессиональная привычка. Первым заговорил Кремер:
— Прошло уже двадцать три дня. — Голос его звучал хрипло.
Я даже удивился. Как правило, он начинал хрипнуть после десяти минут общения с Вульфом. Кроме того, большое круглое лицо инспектора раскраснелось сильнее обычного, хотя это и можно было объяснить июльской жарой.