Впрочем, премьер-министра это скорее раздражало, чем заставляло отступить. Главным девизом его жизни вполне мог бы стать девиз российских ВДВ – «Никто, кроме нас». Уинстон искренне полагал себя незаменимым и действовал в соответствии с этим убеждением. Его отставки ожидали родные и друзья; о его отставке грезил его заместитель, министр иностранных дел Энтони Иден. Последний, разумеется, рассчитывал на место Черчилля, и не без оснований: многие считали его вполне достойным преемником, да и сам Уинстон не сомневался в способностях своего давнего соратника. Но каждый раз он еще немного откладывал решение уйти. Даже серьезный инсульт, поразивший его в 1953 году и приведший к временному параличу половины тела, стал поводом не для отставки, а для скорейшего восстановления. И восстановление действительно произошло – большинство членов правительства и парламента даже не узнали о тяжком недуге премьер-министра.
Главной причиной, по которой Уинстон затягивал свой уход, были вовсе не внутренние проблемы Соединенного Королевства, которых оставалось немало. Эти проблемы могли разрешиться и без него. Черчилль до последнего хотел оставаться у руля, пока сохранялась надежда на трехстороннюю встречу в верхах руководителей США, Британии и СССР. На протяжении 1951–1955 годов Уинстон продолжал настойчиво склонять Эйзенхауэра к встрече со Сталиным, а после смерти последнего пытался организовать переговоры на нейтральной территории с первыми лицами Советского Союза Маленковым и Молотовым. Но какие бы варианты ни предлагал Уинстон, они отвергались по разным поводам. Эйзенхауэр с самого начала занял откровенно русофобскую и антикоммунистическую позицию, и на его фоне сразу стало заметно, что Черчилль вовсе не такой уж милитарист и что главная забота британского премьер-министра – снизить угрозу войны и найти иное основание для мира, чем атомная бомба.
«Мир – наша цель, а сила – единственный способ достичь его» (У. Черчилль)
К сожалению, его усилия вновь ни к чему не привели. СССР создал собственное ядерное оружие. Началась гонка вооружений, и мир приблизился к опасной черте. Между тем здоровье Черчилля все ухудшалось. До сих пор он легко восстанавливался после болезней и возвращал себе прежнюю живость. Теперь же быстрого восстановления не получалось, и после каждого ухудшения Уинстон ощущал, что стал слабее. У него прогрессировала глухота, а необходимость пользоваться слуховым аппаратом раздражала премьер-министра. Он больше не мог произносить речи в парламенте с прежним пафосом и силой. На трибуне все чаще стояла тень неистового Черчилля, а не он сам.