Когда вода в ручье поднималась, как сегодня, он напоминал ей о родной деревне Пака недалеко от Пусана. Однажды она обмолвилась об этом Паку, но тот велел не выдумывать. Сказал, что ни на йоту не похоже на его деревню, просто она – городской человек, поэтому любые сельские местности для нее выглядят одинаково. На самом же деле здесь виноградники вместо рисовых полей, олени вместо коз. Но ручей приобретал в непогоду тот же оттенок, что и вода, покрывающая рисовые плантации: светло-коричневый, как старый крошащийся шоколад. Было в этом месте что-то особенное; там было не за что зацепиться, невозможно определить место и время, и можно было перенестись на другую сторону земного шара, в далекое прошлое.
Они впервые поссорились в родной деревне Пака. Они поехали туда после помолвки, в знак уважения к его родителям. Пак нервничал; он был уверен, что она, всегда жившая в высотках со всеми коммуникациями и центральным отоплением, возненавидит его дом. Пак так и не понял, что ей понравилась деревня, спокойствие, возможность сбежать от химического смога и строительного шума, наполнявших каждый уголок Сеула, готовившегося принять Олимпиаду. Выйдя из машины, она сразу уловила сладковатый запах компоста, немного напомнивший запах кимчи при первом открывании банки после завершения ферментации. Янг оглядела холмы, детей, бегающих по кочкам у воды, пока их мамы стирают на деревянных досках, и сказала: «Трудно поверить, что ты отсюда родом». Пак обиделся, услышал в этих словах подтверждение его давнего убеждения, будто родные Янг (а заодно и она сама) считают его «ниже» себя. Хотя Янг говорила это как комплимент, как похвалу, что он поднялся из нищеты в университет. Ссора закончилась тем, что Пак заявил, что собирается отказаться от приданого, как и от работы в сфере продаж в фирме электроники, принадлежащей ее дяде. «Мне не нужны подачки», – объявил он.
Вспоминая это теперь, Янг крепче вцепилась в руль. Вдруг на дороге что-то мелькнуло – енот? Ей пришлось вильнуть, колесо соскочило с дороги, машина устремилась к огромному дубу. Она вжала педаль тормоза, крутила руль, но машина скользила в том же направлении, почти не замедляясь. Она вырвала ручной тормоз. Машина накренилась и остановилась, голову откинуло назад.
Ствол дерева был уже прямо перед машиной, буквально в сантиметрах от бампера, и – да, она знала, что это неуместно, но не смогла сдержаться, – она захохотала. Паника и облегчение смешались в причудливое ощущение победы. Неуязвимость. Она сделала вдох, чтобы успокоиться, стала рассматривать мокрую кору ствола с наростами и узлами, и подумала о Паке, гордом супруге, уволенном меньше чем через год после того, как его семья уехала в другую страну. Они нечасто разговаривали в эти четыре года разлуки – международные звонки стоили дорого, а их графики работы не сочетались. Она сама избегала говорить о дурных вестях во время этих разговоров. Удивлена ли она, что он не захотел делиться своим позором ни по телефону, ни в письме? Здесь, вдалеке от внезапного потрясения от его предательства, гнев Янг начал осыпаться по краям, уступая место жалости. Да, теперь она видела, как легко оправдать замалчивание происходящего буквально на другом конце света, и ничего с этим поделать не могла. Наверное, она даже сможет его простить.