Она взяла коробочку и подняла бумажный пакет, в котором та лежала. Раскрыла пакет, чтобы убрать жестянку на место, но заметила внутри что-то еще. Достала. Буклет на корейском, «требования для возвращения в Южную Корею», к ним степлером прикреплена визитка риэлтора из Аннандейла и рукописная записка на корейском: «Как здорово, что вы возвращаетесь. Надеюсь, буклет поможет. Прилагаю списки по вашему запросу. Звоните в любое время.»
Сзади к буклету был прикреплен документ. Список квартир в Сеуле, все доступны в момент обращения. Она вернулась к первой странице. Дата запроса: 08/08/19. 19 августа 2008 года.
Ровно за неделю до взрыва. Пак планировал переехать обратно в Корею.
Спустя два дня после взрыва она подслушала обсуждение «трагедии», как его называли в те первые дни. Она сидела в больничном кафе, пила кофе, точнее, помешивала, притворяясь, что пьет.
– Чудо, что те двое детей выжили, – произнес женский голос, низкий и хриплый, как если женщина пытается звучать сексуально, или по-мужски.
– Да, точно, – ответил мужской голос.
– Начинаешь задумываться, что у Господа Бога странное чувство юмора.
– В смысле?
– Ну, ребенок, который был почти нормальным, погибает, аутист получает травмы, но жив, а ребенок с серьезными повреждениями мозга цел и невредим. В этом есть своеобразная ирония.
Сосредоточивщись на размешивании, Тереза все быстрее водила ложкой по кругу, так что белые сгустки застывших сливок крутились в вихре. Она почти слышала шум бегущей по спирали жидкости, бурление звучало у нее в ушах, перекрывая шум кафе. Она мешала все быстрее, энергичнее, не обращая внимания, что кофе выплескивается через край и попадает на руки. Она хотела, чтобы кофейный смерч достиг дна кружки.
Что-то выбило ложку у нее из рук. Она моргнула, чашка перевернулась, кофе разлился повсюду. Бурление прекратилось, в тишине она услышала звенящее эхо, как звуковой послеобраз. Она подняла глаза. Все смотрели на нее, никто не шевелился и ничто не двигалось, если не считать лужи кофе, ползущей к краю стола.
– Мэм, все в порядке? – спросила женщина с низким голосом, бросая салфетки между кофе и краем стола. Одну салфетку она дала Терезе, и та сказала:
– Извините. То есть, спасибо.
– Ничего страшного, – женщина положила свою руку на руку Терезе и повторила эту фразу еще раз, а потом опустила глаза и покраснела. Тереза поняла, что женщина узнала в ней маму той иронично не пострадавшей девочки.
Женщина с низким голосом оказалась следователем Морган Хейтс, и теперь Тереза увидела, как она входит в зал суда после ланча. По необъяснимой причине Тереза ощущала жаркий прилив стыда всякий раз, как вспоминала слова следователя в кафе, которые, наверное, всем приходили на ум: что Роза, как самая нездоровая, должна была бы погибнуть. Это было бы справедливо. Логично. Ясно. Избавиться от неполноценного ребенка с поврежденным мозгом, который не может ни говорить, ни ходить, который и так все равно что мертв.