На протяжении всего допроса Пак продолжал яростно отрицать походы в «7-Элевен» и покупку сигарет, а также объяснил, что уволили его не за некомпетентность, а за его подработки ночами. А также сказал, что он сразу же получил место в другом центре, предоставляющем услуги ГБО. Тереза не отрывала взгляда от Мэри, одиноко сидевшей между двумя пустыми стульями, обычно занимаемыми ее родителями. Ей семнадцать, как и Розе, но лицо у нее исказилось от тревоги и сосредоточения, и шрам казался единственным гладким участком кожи.
Тереза впервые увидела шрам Мэри сразу после того случая в кафе, когда она разлила кофе. Она убеждала себя, что надо навестить их и выказать Янг поддержку, но на самом деле ей хотелось посмотреть на Мэри в коме. Глядя на Мэри через щели жалюзи на окне, с бинтами на лице и трубками, торчащими из тела, она подумала, что женщина с низким голосом ошиблась: там было четверо детей, а не трое. Что бы сказала та женщина, принимай она во внимание еще и Мэри? Да, Генри был «почти нормальным» рядом с Розой и ТиДжеем, но Мэри-то была идеальной: красивая, отличные отметки, собирается в колледж. В чем можно увидеть больше иронии, больше трагедии – в том, что мальчик, который может сойти за нормального, сгорает заживо или в том, что абсолютно нормальная девочка впадает в кому, ее красивее среднего лицо обезображено шрамом, а выше среднего умственные способности, возможно, нарушены?
Тереза зашла и обняла Янг, крепко, долго, как обычно обнимаются на похоронах, в едином порыве горя. Янг сказала:
– Я все не могу не думать, только на прошлой неделе она была совершенно здорова.
Тереза кивнула. Она ненавидела, когда люди выражали сочувствие, рассказывая истории из своей жизни, поэтому промолчала, но она понимала. Когда пятилетняя Роза заболела, она сидела у ее больничной кровати, гладила руку, как сейчас Янг гладит Мэри, и без конца думала: «Ведь два дня назад все было хорошо». Когда Роза заболела, она была в командировке. Накануне ее отъезда Роза спустилась пожелать ей спокойной ночи, а она стригла ногти извивающемуся малышу Карлосу, поэтому ответила, не поднимая головы: «Доброй ночи, солнышко. Я тебя люблю». Теперь это убивало ее сильнее всего – что она не посмотрела на свою дочь в их последние нормальные моменты вместе, а только склонила голову, чтобы Роза могла ее поцеловать. Заботливое рассматривание Карлоса, запах жвачки от зубной пасты Розы, липкие губы на щеках, быстрые слова «Пока, мамочка. Пока, Карлос», – вот и все последнее воспоминание о Розе в нормальной обстановке. Когда Тереза увидела ее в следующий раз, девочка, которая умела петь и прыгать, и говорить «Пока, мамочка», уже исчезла.