Сидя в суде, Элизабет посмотрела на табличку на подставке, на это уродливое слово «насилие».
Жестокое обращение с ребенком. Неужели так называется то, что она делала? После того первого щипка в подвале у соседки, она пообещала себе никогда больше так не делать, она была приверженцем позитивного родительства, не верила ни в угрозы, ни в упреки, Но со временем раздражение нарастало. Прошли неделя, месяц терпения, игнорирования негативного поведения и похвалы позитивного, а потом, как приливная волна, нахлынул гнев. Он опрокинул ее, заставил ее отчаянно желать этого сладкого облегчения, которое наступало, если взять в руку мягкую кожу Генри и сжать изо всех сил, или накричать. Но она никогда не била, не шлепала, и уж точно не наносила травм, требующих медицинского наблюдения. Вроде жестоким обращением с ребенком называют то, что кончается кровотечениями и переломами, а вовсе не невидимые вещи, которые она делала, чтобы вызвать мгновенную боль, достаточную, чтобы прекратить нежелательное поведение Генри, когда это было нужно. Отличалось ли это от побоев?
Она посмотрела на таблицу. Множество «нет» подтверждало, что она ничего плохого не сделала, и ей стало больно за Генри, больно от осознания того, что она и все перечисленные в этой таблице люди, чьей работой было защищать его, подвели. А когда Шеннон сказала, что Эйб собирается повторно допросить Хейтс, что беспокоиться не о чем – никто не верит этому обвинению в жестоком обращении, Элизабет почувствовала жалость к ней за то, что ее так обманули.
Эйб прошел прямо к таблице. Он показал на фразу «Нет насилия – нет мотива» и сказал:
– Детектив, написав эту фразу, вы имели в виду, что если подсудимая не применяла насилия по отношению к Генри, то у нее и не было мотива его убивать?
– Нет, конечно. Очень часто родители наносят вред и даже убивают своих детей, без предыдущих эпизодов жестокого обращения.
– Тогда что вы имели в виду?
Хейтс посмотрела на присяжных.
Важно, чтобы вы понимали, как все тогда происходило. Я только начала расследование по делу о жестоком обращении, когда ребенок и свидетельница были убиты. Я запрашивала еще сотрудников для расследования, и, наверное, я… – она глубоко вздохнула, словно набираясь смелости, чтобы сознаться в чем-то постыдном, – я написала эту фразу как своего рода квинтэссенцию моей позиции в тот момент, в самом начале расследования, когда на наличие мотива указывало только обвинение в жестоком обращении. Именно поэтому нам нужны были еще ресурсы.
Эйб улыбнулся понимающей улыбкой учителя.