– Мэтт, а ты что тут делаешь? – спросил Пак.
Он знал, что надо что-то ответить, но ничего не приходило в голову, он не мог пошевелиться. Что они жгут? Сигареты? Они уничтожают улики? Почему сейчас?
Он взглянул Паку в лицо, заслоненное полупрозрачной завесой огня, так что языки пламени, казалось, лижут ему подбородок. Он вспомнил лицо Генри в огне, его чуть не вырвало, и он подумал: как может Пак подходить так близко к огню? Подходить так близко, что пламя отражалось от его кожи и жар проникал вглубь. Подходить, не бросаясь прочь в приступе ужаса. Сквозь пламя острые углы скул Пака выглядели призрачно-мрачными, и Мэтт мог представить себе, как он чиркает спичкой прямо под шлангом с кислородом. Это казалось реальным. Правдоподобным.
– Мэтт, что ты тут делаешь? – повторил Пак и вжался руками в кресло, словно пытаясь встать. Мэтт вспомнил рассказ Янг, что ни она, ни врачи не понимают, почему Пак до сих пор не может ходить, ведь его нервы не повреждены. И сейчас он понял: Пак притворялся парализованным, а теперь он собирался встать и напасть на него.
– Мэтт? – еще раз позвал Пак, снова вдавливая руки в коляску. Каждый мускул в теле Мэтта напрягся, он отступил, готовый сбежать, но тут Пак – все еще сидя – выкатил кресло из-за огня. Видя теперь Пака полностью, Мэтт понял, что Пак давил так руками для того, чтобы вытащить кресло из гравия.
Мэтт прочистил горло.
– Я возвращался из суда и подумал вас навестить, поскольку вас не было на заседании. У вас все в порядке?
– Да, все хорошо, – Пак метнул взгляд на бочку с мусором и пояснил: – Это в честь дня рождения Мэри. Ей восемнадцать. В Корее есть традиция сжигать детские вещи. Это такой символ взросления.
– Вау, – отозвался Мэтт. Он никогда о подобном не слышал, хотя бывал на дюжине корейских празднований восемнадцатилетия.
Пак словно прочитал его мысли, поскольку сказал:
– Может, это только в моей деревне? Янг не слышала о такой традиции. А ты?
– Нет, но мне она нравится. Племяннице Жанин скоро исполняется восемнадцать. Я ей расскажу, – сказал Мэтт, вспоминая, как родители его жены тоже так делали – придумывали какую-нибудь «древнюю традицию», чтобы прикрыть ложь. Он посмотрел на Мэри через плечо Пака и поздравил ее с днем рождения.
– Спасибо, – она взглянула на бочку, потом опять на него, покачала головой. – Жанин… она тоже с тобой?
Она еще раз покачала головой и нахмурилась, расширив глаза, он не мог определить, в мольбе или в угрозе. В любом случае он понял, что она хотела сказать. Главный ее посыл был «Не надо рассказывать Жанин, что они что-то сжигали». А имела ли она в виду «Пожалуйста» или «А не то», ему было все равно.